Приключения юнкора Игрека

Ромка с Шакалом пошли за медалями, а мы побежали к Самохвалову, путем лихорадочно размышляя, что бы нам теперь предпринять. Положение, честно говоря, было безвыходным. Ведь, поняв, что кассеты у нас нет, Ромка не отдаст и медали. Мы так ничего и не успели придумать, как в дверь позвонили Суровцев с верзилой Шакалом. Они осторожно вошли в квартиру, заглянули в спальню, на кухню и балкон, и только убедившись, что, кроме нас с Борькой, в доме никого нет, Ромка достал из кармана уже знакомую нам тряпицу, не раскрывая ее, позвенел медалями и сказал:

—Ну...

Мы молчали, замерев как политые в мороз водой из шланга.

— Ну!— повторил Ромка.— Гоните кассету. Есть она у вас или нет?

Я оцепенело молчал.

—Есть!— уронил Борька.— Есть кассета... Она... Она... В подвале!

—Ну так доставай скорее. Чего тянешь резину? Ступай в свой швейцарский банк.

— Сейчас... достану...— пролепетал Борька и, пятясь, ушел на балкон и нырнул в подвал.

Прошло минуты три, а Борька все не выходил. Ромка начинал терять терпение.

—Ну чего ты там?— крикнул он.— Забыл, что ли, где лежит?

Борька высунулся из люка и виновато сообщил:

—Не забыл... Просто тут света нет, темно... Володька, возьми спички на кухне, у плиты... Иди сюда, посветишь.

Начиная смутно догадываться, что Борька успел что-то придумать, я схватил спички, быстро спустился к Борьке в подвал и начал, для вида, жечь спичку за спичкой. Наконец, взбешенный Ромка склонился над люком и закричал:

—Эй, только честно: есть кассета или нет?

Я молча продолжал жечь спички.

—Значит — есть!— заключил Ромка.— Учтите, мы вас отсюда не выпустим, пока не получим кассету. Мамаша во сколько придет?

—В десять,— честно ответил Борька.

— Вот и прекрасно!— заключил Суровцев.— Нам спешить некуда. Сидите в своем швейцарском банке, пока не найдете.

Он сбросил нам в подвал еще два блока спичек, которые увидел на кухне. В каждом из них было по пятьсот спичек, и жечь их можно было до конца учебного года.

—Привет!— засмеялся Ромка и со страшным стуком захлопнул люк. По скрежету над головой мы поняли, что он поставил на крышку люка стул и сел.

Я зажег спичку. Тусклый свет выхватил счастливое лицо Борьки.

Ты все понял?— радостно зашептал он.

Все,— вздохнул я.— Сидим в каменном мешке.

— Вот чудак!— растормошил меня Самохвалов.— Для чего ж мы с тобой лаз рыли? Давай, лезь к себе — и быстро в школу, за Николаем Алексеичем.

Услышав это, я чуть не упал от изумления. Наконец, придя в себя, прошептал:

Ты... Борька... Ты — гений!.. Представляешь, со-о-всем забыл. Думал, что нам теперь здесь капут — пока мама твоя не придет... Слушай, побежали вместе!

Нельзя,— отклонил Борька.— А вдруг они поднимут крышку — что, мол, да как? Нет, я здесь побуду.

Борька был прав. Кто-то должен был усыплять бдительность Ромки и Шакала. Я нырнул в лаз и через мгновение поднял крышку люка в своем подвале.

Мама была на кухне. Увидев меня, спешно выходящего с балкона, она вскинула удивленные глаза:

Разве ты дома?

А где же еще...— пробурчал я, пробиваясь к двери.

—Погоди!— заволновалась мама.— Ты куда? Помоги хоть пельмени налепить — ведь Акрам сейчас приедет. Будь человеком!

— Сейчас... сейчас...— механически повторял я, выкатывая велосипед в подъезд. Мама таращила на меня глаза, ничего не понимая и просыпая муку на палас.

— Я быстро...

В школу я мчал, думая лишь о том, чтобы Николай Алексеевич был там. Я увидел его издали, еще въезжая во двор. Физик стоял в группе учителей, был с ними и директор школы Леопард Самсонович Мантюш-Бабайкин. Выбора у меня не было. Подлетев к учителям, я спрыгнул с велосипеда и, тяжело дыша, потянул за рукав Николая Алексеевича.

—Скорее! Там... Медали... А то уйдут!

— Медали?!— вздрогнул физик.— Уйдут?— Он перевел растерянный взгляд на директора:

—О чем он, Леопард Самсонович?

— Говори толком!— сердито сказал директор.— Что случилось? Где медали?

—У Самохвалова... В третьем доме...

— У Самохвалова!— всплеснула руками Наталья Умаровна.— Какой ужас! Кто бы мог подумать! А такой, казалось бы, хороший мальчик... Ох, горе ты горькое... Вот она — безотцовщина!

Я хлопал глазами, силясь понять, о чем это толкует Наталья Умаровна. По ней и вовсе выходило, что медали стащил Борька. И сообразив наконец, это, я вскричал:

— Вы не поняли... В смысле — не у Самохвалова, а у него дома! А сам Борька сейчас в плену сидит... В подвале... Они его не выпускают.

Видимо, я все-таки объяснял по-прежнему путано. Учителя переглядывались. Какой подвал? Какой плен?

Может, мальчик нездоров?— покосился Леопард Самсонович на Наталью Умаровну.— Переутомился малость. Знаете, после третьей четверти это иногда случается...

Да здоров я, здоров!— в отчаянии закричал я.— Идемте скорее! Говорю же вам — там Борька в плену. А медали у Ромки и у Шакала. Скорее надо! Ну, пожалуйста...

Пожалуй, надо пойти,— сказала Наталья Умаровна.— Вы идете, Николай Алексеевич?

— Ну конечно, конечно...— закивал физик.

— Я тоже пойду!— сказал Леопард Самсонович и, глянув на Лену Авралову, прибавил:— И вам, Леночка, тоже советую присоединиться к нам. Разберемся на месте, что происходит.