Приключения Каспера Берната в Польше и других странах

Поговорив о новостях, отец Миколай насильно усадил своего молодого друга в кресло.

- Прежде всего скажи мне, как чувствует себя наш гость. Я, к сожалению, два дня был лишен возможности навестить своего больного!

- Генрих чувствует себя отлично... Сегодня он собирается сам подняться к вам, чтобы поблагодарить за приют и лечение.

- Каспер, - сказал отец Миколай проникновенно, - придет время, и враги мои, возможно, упрекнут меня за то, что я, каноник, рукоположенный святым престолом, дал приют в Ольштыне врагу католической церкви, стороннику Томаса Мюнцера - поборника дьявола. Но запомни: никакие политические или религиозные соображения не руководили мной. Я дал приют че-ло-ве-ку, прежде всего раненому человеку, который к тому же выручил нас в очень опасный для Польши момент, человеку, который, как и я; не хочет видеть в нашей стране бедных и обездоленных, который желает счастья нищему люду...

- Из всего, что я слышал о Лютере и о Мюнцере, - возразил Каспер, - я заключаю, что оба они, хоть их и называют еретиками, достойны быть принятыми в любом замке Польши и Вармии.

- Как всегда, скор на решения! - промолвил Коперник, с ласковой улыбкой оглядывая своего молодого друга. - Не кажется ли тебе, Каспер, что для нас словно и не было этих восьми лет разлуки? Ты, в точности как восемь лет назад, мало отдаешь времени на размышления и действуешь по первому побуждению сердца. Вот ты и Мюнцера и Лютера готов валить в одну кучу. А ведь первый - прав он или неправ в своих придирках к нашему духовенству несомненно является подлинным заступником бедных и обездоленных. А Лютер... Что ж, он неглуп, этот августинец! Говорят, он долго странствовал по своей стране, толковал с простым народом о том о сем, о князьях церкви, о Риме... Своими проповедями о пороках, о корыстолюбии, о развращенности нашего духовенства он, что называется, попал не в бровь, а в глаз! Его поначалу и впрямь почитали чуть ли не за святого. А сейчас? От прежнего самоотречения Лютера не осталось и следа. Этот бывший заступник бедных заискивает перед знатью и купечеством, низкопоклонничает перед светскими владыками, которых недавно обзывал служителями Вельзевула и на головы коих призывал громы небесные... Впрочем, мне не следовало бы, может быть, осуждать этого человека, потому что Лютер первым из наших священнослужителей ополчился на меня и на мой "Малый комментарий", который - уж не знаю какими путями попал этому невежде в руки... - добавил отец Миколай. - Не хочется мне наводить нашего гостя на такие разговоры, а то Генрих Адлер подтвердил бы тебе, что и Лютер и его соратник Мелангтон иначе меня не называют, как "дураком, который пытается перевернуть вверх дном все искусство астрономии". Я, мол, толкую о том, что Земля вертится вокруг Солнца, а это безусловно чушь и ерунда, потому что из святого писания мы знаем, что Иисус Навин приказал остановиться Солнцу, но отнюдь не Земле... Поговорим лучше о другом! - заметив омрачившееся лицо Каспера, сказал отец Миколай.

И сказал он это так печально, что хорошо знающий своего Учителя Каспер почувствовал легкое беспокойство.

- Вот круг твоих странствований и замкнулся: ты снова с нами, продолжал Коперник. - Пришло время рассказать тебе обо всем, что тебя интересует. О судьбе письма магистра, которое ты добывал с таким самоотвержением... И о судьбе некоторых близких тебе людей...

Тон Учителя растревожил Каспера.

- Я предчувствую, что мне придется услышать нерадостные вести, проговорил он чуть слышно,

- Не только нерадостные, - мягко, с состраданием глядя на Каспера, произнес Коперник. - Прискорбные вести! Один бог знает, как мне трудно открыть тебе всю правду... Войцех, принеси свет! - крикнул он.

В ожидании слуги Коперник сидел молча, опустив голову на руку. Когда свечи были принесены, он, отпустив Войцеха, начал:

- Пан Конопка вручил мне письмо магистра накануне того самого дня, когда пришло известие о болезни его преосвященства Лукаша Ваценрода. Спустя недолгое время епископа не стало. Это и решило судьбу письма!

Коротко изложил Коперник все обстоятельства, касающиеся письма, благородной роли доброго Вуйка, двуличной политики Фабиана Лузянского, а также рассказал о предательстве Филиппа Тешнера, передавшего письмо магистру и совершившего подмен.

- Проклятие! - невольно вырвалось у Каспера. - Как мог он, подданный польского короля, пойти на это!

- Он пошел значительно дальше, - с горечью сказал Коперник. - Неделю назад он по королевскому приказу был предан позорной казни за то, что, имея все возможности оборонять свой Бранев от врагов, открыл тевтонам ворота города! Какое счастье, что Лукаш Ваценрод не дожил до такого позора!

Каспер видел, как тяжелы для Коперника эти воспоминания, но сам он с изумлением ощутил облегчение от сознания того, что мерзкий Тешнер наказан по заслугам.

- И подумать только, - продолжал отец Миколай, - что юноша, почти мальчик, не рассчитывая на похвалы и благодарность, жертвует собой во имя родины, а человек, облеченный властью, наделенный богатством, принятый при королевском дворе...