Читаем Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами полностью

Господин принц де Линь. Только теперь, 11 июля 1782 года, получила я в Царском Селе письмо, кое благоволили Вы мне написать из Вены 12 февраля, и надеюсь, что сей ответ в Ваши руки попадет еще прежде, чем год окончится. Коль скоро Вам, любезный принц, воспоминания о нас любезны, кстати придется Вам сказать, что среди всех, кто меня окружает, не только не найдется такого, кого бы Вы равнодушным оставили, но, редкая вещь, ни одного неблагодарного не сыщется; коротко говоря, все мы об Вашем здесь пребывании вспоминаем с удовольствием. Но Вы от здешней жизни отстали: на смену тентере реверси[670] пришел, а в Царском Селе новые здания завелись и киоски, на табакерки похожие[671]. Не знаю, какое сходство есть между академическим заседанием и ревматизмом, но только доказано, что я об том заседании, где от обилия знаний кое-кто сознание терял, не могу слышать без того, чтобы о болях в руке, какие меня в ту пору мучили, не вспомнить. Вот что значит сильные страдания испытать. Вольтер сказал, что все жанры хороши, кроме скучного. Коль скоро на Олимпе скука царит, неудивительно, что никто туда попасть не торопится. Не спешите и Вы, и я с Вами заодно, ведь коль скоро там никто никогда не шутит, мы с Вами оба там не к месту придемся, а бедный наш обер-шталмейстер что делать станет? Когда Вы сюда воротитесь, все втроем обдумаем, какие меры взять, чтобы не попасть впросак. Не по душе мне, что у господина Фалькенштейна глаза болят, боюсь, как бы не пришлось ему у Святого Отца чудес просить. Ни император Византии, добрый мой друг, ни император китайский, любезный мой сосед[672], не помешают мне Ваши письма читать, кои для меня бесконечно милее, пусть даже императоры эти выше Вас в альманахе значатся. Никогда еще не видела я арьергарда более приятного, чем тот, какой Вы в конце письма развернули, сохраняйте те же чувства, о каких пишете, и будьте уверены в совершенном почтении

Екатерины.

Принц де Линь Екатерине II, Вена, 14 апреля 1784 г.[673]

Государыня,

Скромность моя препятствует мне повергать к ногам Вашего Императорского Величества уверения в почтении так же часто, как я Вам жертвенник в сердце своем воздвигаю, а в уме возвышенные молитвы, достойные мистика самого богомольного, возношу, но на сей раз удержаться не смог и за то прошу меня простить. А ведь знаю, что занять хоть на минуту внимание Вашего Величества есть преступление против славы и человеколюбия. Вы сию минуту наверняка на какое-либо великое или доброе дело употребите.

Ваше Величество и доброе бы совершили дело, и великое, даже не присоединивши нового края, который вскоре счастье свое поймет. Вашу Империю расширять есть поступок благодетельный. Надеяться должно, что рано или поздно увижу я ее расширение своими глазами. Отчего я не американец? Давно бы уже на верную дорогу набрел. Покамест не имею еще счастья быть Вашим соседом, побуждаю сына моего, великого шароплавателя[674]

, чтобы он направление верно определил; сладостно будет мне за несколько часов до Царского Села добраться и на тамошнюю прекрасную лужайку опуститься.

Открытие сие наверняка бы господина Вольтера воодушевило и послужило к украшению века Вашего Величества, коего историю рассказал бы он вослед истории века Людовика XIV.

Посланник Людовика XVI меньше других удивится тому, что увидит[675]. Как я с ним тесно связан и люблю бесконечно ум его и сердце, подготовил уже его отчасти к тому, какие чудеса пред ним предстанут. Справедливо, что Франция и Англия в Петербург лучших людей отправляют, которые вдобавок меня больше всего любят[676]. Хотел бы там сих двух посланников так же долго видеть, как видел я в других местах. Подтвердили бы они мне, что энтузиазм мой не без причины — и что впервые сей энтузиазм просвещенным соделался.

Еще и то впервые, что сожалею я о малочисленности своих достоинств. Знай я, что есть на свете такая Государыня, как Ваше Императорское Величество, занялся бы вещами серьезными. Делал бы дела полезные вместо того, чтобы песенки сочинять за или против друзей своих и книги читать только про искусство любви.

Когда доволен я собой и желаю себе удовольствие доставить, перечитываю драгоценные письма, какими был я почтен. Нет ни договоров, ни грамот, ни патентов, ни дипломов, которые бы сего стоили, и вдохновленный ими, восклицаю я, что не было еще на свете столь почтительной преданности, как та, с какой я имею честь пребыть до смерти,

Государыня,

Вашего Императорского Величества

Всепокорнейший и послушнейший слуга
Принц де Линь.

Вена, 17 апреля 1784 года

Екатерина II принцу де Линю

Царское Село, 18(29) августа 1784 г.[677]
Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза
«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)
«…Не скрывайте от меня Вашего настоящего мнения»: Переписка Г.В. Адамовича с М.А. Алдановым (1944–1957)

Переписка с М.А. Алдановым — один из самых крупных корпусов эпистолярия Г.В. Адамовича. И это при том, что сохранились лишь письма послевоенного периода. Познакомились оба литератора, вероятно, еще в начале 1920-х гг. и впоследствии оба печатались по преимуществу в одних и тех же изданиях: «Последних новостях», «Современных записках», после войны — в «Новом журнале». Оба симпатизировали друг другу, заведомо числя по аристократическому разряду эмигрантской литературы — небольшому кружку, границы которого определялись исключительно переменчивыми мнениями людей, со свойственной им борьбой амбиций, репутаций и влияний. Публикация данного корпуса писем проливает свет на еще одну страницу истории русской эмиграции, литературных коллизий и крайне непростых личных взаимоотношений ее наиболее значимых фигур Предисловие, подготовка текста и комментарии О.А. Коростелева. Из книги «Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына, 2011». 

Георгий Викторович Адамович , Марк Александрович Алданов

Проза / Эпистолярная проза
Письма к провинциалу
Письма к провинциалу

«Письма к провинциалу» (1656–1657 гг.), одно из ярчайших произведений французской словесности, ровно столетие были практически недоступны русскоязычному читателю.Энциклопедия культуры XVII века, важный фрагмент полемики между иезуитами и янсенистами по поводу истолкования христианской морали, блестящее выражение теологической проблематики средствами светской литературы — таковы немногие из определений книги, поставившей Блеза Паскаля в один ряд с такими полемистами, как Монтень и Вольтер.Дополненное классическими примечаниями Николя и современными комментариями, издание становится важнейшим источником для понимания европейского историко — философского процесса последних трех веков.

Блез Паскаль

Философия / Проза / Классическая проза / Эпистолярная проза / Христианство / Образование и наука
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.
Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

П. А. Флоренского часто называют «русский Леонардо да Винчи». Трудно перечислить все отрасли деятельности, в развитие которых он внес свой вклад. Это математика, физика, философия, богословие, биология, геология, иконография, электроника, эстетика, археология, этнография, филология, агиография, музейное дело, не считая поэзии и прозы. Более того, Флоренский сделал многое, чтобы на основе постижения этих наук выработать всеобщее мировоззрение. В этой области он сделал такие открытия и получил такие результаты, важность которых была оценена только недавно (например, в кибернетике, семиотике, физике античастиц). Он сам писал, что его труды будут востребованы не ранее, чем через 50 лет.Письма-послания — один из древнейших жанров литературы. Из писем, найденных при раскопках древних государств, мы узнаем об ушедших цивилизациях и ее людях, послания апостолов составляют часть Священного писания. Письма к семье из лагерей 1933–1937 гг. можно рассматривать как последний этап творчества священника Павла Флоренского. В них он передает накопленное знание своим детям, а через них — всем людям, и главное направление их мысли — род, семья как носитель вечности, как главная единица человеческого общества. В этих посланиях средоточием всех переживаний становится семья, а точнее, триединство личности, семьи и рода. Личности оформленной, неповторимой, но в то же время тысячами нитей связанной со своим родом, а через него — с Вечностью, ибо «прошлое не прошло». В семье род обретает равновесие оформленных личностей, неслиянных и нераздельных, в семье происходит передача опыта рода от родителей к детям, дабы те «не выпали из пазов времени». Письма 1933–1937 гг. образуют цельное произведение, которое можно назвать генодицея — оправдание рода, семьи. Противостоять хаосу можно лишь утверждением личности, вбирающей в себя опыт своего рода, внимающей ему, и в этом важнейшее звено — получение опыта от родителей детьми.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Павел Александрович Флоренский

Эпистолярная проза