Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Господин принц де Линь. Письмо Ваше от 17 апреля[678] не затерялось, совершило оно путешествие в Тавриду и на Кавказ, откуда мне его князь Потемкин доставил в целости и сохранности. Но прибыло оно в такое время, когда занята я была изучением всеобщей грамматики[679] и оттого на письма не отвечала, да и разговариваю теперь только словами односложными; зато каждый день совершаю открытия самые счастливые и самые редкие, однако принуждена их при себе держать, ибо знаю по опыту, что, лишь только заведу об них речь, тотчас собеседник мой либо отворачивается, либо улыбается насмешливо.

Если Вы сюда на воздушном шаре прилетите, любезный принц, примирюсь я с сим прекрасным изобретением, которое запретила из опасения, что породит оно пожары, которых в наших краях и без того много, а они для деревянных построек опасны. Падение воздушного шара в Лионе[680] к сему новому способу путешествовать доверия не внушило. Коли высадитесь Вы в Царском Селе, увидите там Вольтера, восседающего среди прекраснейших статуй римских, отлитых в Петербурге. NB. Геркулеса с дубиной там недостает.

Будьте уверены, любезный принц, что рекомендация Ваша новому посланнику Людовика XVI не повредит, но сии господа смотрят только в трубу предубеждения, а слушают только в рожок, все звуки перевирающий.

Что же до Вас, любезный принц, знаю, что вы на вещи смотрите без предрассудков, оттого рассчитываю я на Ваше доброе ко мне отношение, я его премного ценю и надеюсь иметь удовольствие Вас увидеть однажды в большой, средней и даже очень малой компании.

Екатерина

Принц де Линь Екатерине II, Антверпен, 1 августа [1785 г.][681]

Отчего же не я сам вместе с письмом, которое имел честь Вашему Величеству написать, Тавриду и Кавказ объездил! Увидел бы своими глазами место, где Прометей наказание претерпевал и где Вашему Величеству за то же самое преступление Европа и Азия благословения воссылают. Увидел бы, Государыня, новые чудеса, которые Олимп бы в замешательство привели, когда бы прекрасные времена мифологические до сих пор продлились. Имелись в ту пору полубоги, но не было полубогинь. Коль скоро, однако же, пришлось бы Вашему Величеству звание назначить, возвели бы ее, наверное, в ранг полной богини, и глава канцелярии олимпийской обратил бы к Вам, государыня, те же слова, что и Генрих IV к королеве Елизавете, но было бы в этих словах больше правды и меньше лести:

…вы дерзость мне простите,Но к полу женскому вы не принадлежите.

У вас лишь прелести его.Вас небеса на свет родили для того,Чтоб государям всем пример вы подавалиИ мужем славным вас в Европе называли[682].

Тем временем вырастают мраморные дворцы. Дождь благодеяний изливается на все таланты, и Вольтер, восседая на газоне царскосельском[683]

, куда покойнее себя чувствует, нежели турецкий султан на престоле константинопольском.

Открывая письмо Вашего Величества, ощутил я вновь тот трепет религиозный, какой всегда ощущаю и какой (ведь я всяческим впечатлениям подвержен) сменяется вначале веселостью, а после восхищением. Мне все сии чувства потребны, чтобы из того упадка духа меня вывести, в каком пребываю оттого, что и славу, и здоровье мое голландские воды потопляют, а я ничего сделать не смею, чтобы то и другое сберечь. Тяжко с 8 октября просить позволения покарать эти земли бесчестные и низкие[684], но так ничего и не добиться. Я там Танталовы муки испытываю: как и он, окружен водой, да вдобавок мутной, и оттого всю зиму мучился. Вспоминаю стих из Грессетова «Злого»:

Любимцы низки все, любители все глупы![685]

Сердце мое к сражениям охладело. К счастью, осталось у меня и другое сердце для утешения.

Прощения прошу у Вашего Величества за то, что толкую Вам о существе столь незначительном, каков я. Но душа моя, тронам и владычествам чуждая, излиться желает государыне, которая титулами обладает более великими, ибо более любезными. К одному из них, от имени Вашего Величества неотделимому, теперь взываю. Это правосудие Государыни, своею рукою начертавшей свод законов самый великолепный. Именно к сему прекрасному атрибуту Вашего царствования, Государыня, обращаюсь я и молю, чтобы Ваше Величество благоволили вспоминать по временам, что существует на свете преданность безграничная и энтузиазм беспримерный. Все сие, а равно и множество чувств, Вами внушенных, и почтение, и поклонение, слагаю я к стопам Вашего Величества, беря на себя смелость уверить, что пребываю, Государыня,

Вашего Императорского Величества

Всепокорнейший и послушнейший слугаЛинь.

Антверпен, 1 августа.

Екатерина II принцу де Линю

Санкт-Петербург, 12(23) сентября 1785 г.[686]