Кроме того, европейские государства начинают мониторинг трудовых конфликтов и условий труда, вводят и затем регулируют национальные системы образования, организуют помощь бедным и инвалидам, строят и поддерживают линии коммуникации, устанавливают такие тарифы, которые выгодны национальному производству, осуществляют тысячи других задач, которые теперь представляются европейцам неотъемлемыми атрибутами государственной власти. Сфера деятельности государства значительно расширяется за пределы вопросов собственно вооруженных сил, и граждане теперь ждут от него самой широкой защиты, разрешения споров, производства и распределения. По мере того как национальная законодательная власть расширяет сферу деятельности, помимо установления налогов, к ней самой начинают предъявлять требования все хорошо организованные группы, чьи интересы может задевать или действительно задевает государство. Прямое правление и массовая национальная политика растут вместе и значительно друг друга усиливают.
С распространением в Европе прямого правления благосостояние, культура и самый быт простых европейцев начинают в высшей степени зависеть от того, в каком государстве им случилось жить. Что касается внутренней жизни государств, то здесь насаждаются национальные языки, национальные системы образования, национальная военная служба и многое другое. Что касается их внешней жизни, то государства начинают контролировать движение через границы, используют тарифы и пошлины как инструменты проведения экономической политики, а иностранцев рассматривают как особый род людей, ограничивая их права и организуя за ними неусыпный надзор. Поскольку государства вкладывают средства не только в войны и коммунальные службы, но также и в экономические инфраструктуры, то и экономика отдельных государств приобретает определенные отличительные черты, что также накладывает отпечаток на образ жизни населения соседних государств.
Так что жизнь внутри государств становится все более гомогенной, а между государствами — гетерогенной. Складываются национальные символы, стандартизируются национальные языки, организуются национальные рынки труда. И война становится фактором, гомогенизирующим общество, поскольку солдаты и матросы представляют единую нацию, а гражданское население переживает общие тяготы и сообща несет ответственность. Из других последствий укажем на тот факт, что демографические показатели внутри государства становятся все больше похожими, а между государствами — все больше расходятся (Watkins, 1989).
На поздних стадиях формирования в европейских государствах появляются два отдельных явления, которые мы обычно объединяем под именем «национализм». Данным термином обозначается мобилизация населения, не имеющего собственного государства, вокруг требования политической независимости; так мы говорим о палестинском, армянском, валлийском (уэльском) или французско–канадском национализме. Весьма прискорбно, что так же мы называем мобилизацию населения внутри сложившегося государства в связи с обострением вопроса своей идентификации с этим государством: так, в 1982 г. война на Мальдивских/Фолклендских островах была проявлением столкновения британского и аргентинского национализма. Национализм в первом смысле пронизывает всю историю Европы, являясь всюду, где и когда правители, принадлежащие определенной религии и являющиеся носителями определенного языка, покоряли другие народы с иной религией и языком. Национализм в смысле усиленной приверженности международной политике своего государства редко встречается до XIX в., да и тогда он расцветал главным образом во время войны. Однако гомогенизация населения и насаждение прямого правления укрепляют этот второй вариант национализма.
Оба вида национализма преумножились в XIX в. настолько, что, может быть, лучше было бы ввести новый термин для эквивалентов прежних видов национализма, существовавших до 1800 г. По мере того как отдельные суверенные образования, вроде Германии и Италии, складывались в значительные национальные государства, а вся территория Европы превращалась в 25–30 отдельных территорий, указанные два вида национализма стимулировали друг друга. Великие завоевания обычно возбуждали оба вида национализма, поелику граждане существующих государств сталкивались с угрозой их независимости, а население, не имевшее государственности, но жившее как некое целое, стояло перед возможностью как полного истребления, так и получения автономии. С продвижением по Европе Наполеона и французов национально-государственный национализм расцветал и у самих французов, и в тех государствах, которым Франция угрожала; ко времени разгрома Наполеона его имперская администрация заложила на большей части Европы основы нового национализма обоих типов: российского, прусского и британского, но также и польского, немецкого и итальянского.