Приручить Сатану

Сама по себе «Поэма» тоже была весьма своеобразна: как такового сюжета в ней не было, так что Ева очень сильно сомневалась, закончит ли её когда-нибудь Писатель. У неё не было ни начала, ни конца; после любого четверостишия можно было поставить точку, и всё звучало бы более чем завершённо, но Писатель упорно ставил точку с запятой и продолжал писать, но от этого повествование не выглядело раздутым или затянутым: каждый элемент в ней выглядел на своём месте, как в волшебной головоломке, где, сколько бы частей ни было, она всё равно сложится в единую фигуру. За те года, что Писатель сочинял свою «Поэму» (а он начал писать её ещё до поступления в больницу Николая Чудотворца), она стала его смыслом жизни: страшно было представить, что произошло бы, если бы «Поэма» вдруг исчезла — наверное, сам Писатель исчез бы вместе с ней. Но он предпочитал об этом не думать.

Писатель вежливо попросил Еву не мешать ему, и девушка, от нечего делать, уставилась в экран телевизора, по которому показывали всем хорошо знакомую комедию. Персонал больницы всегда старался показывать что-нибудь нейтрально-положительное, чтобы пациенты могли отвлечься от внутренних проблем и настроить себя на позитивный лад, и в большинстве случаев это действительно помогало.

— Подойди, подойди, пожалуйста, ну подойди, подойди ближе, подойди, подойди, подойди, подойди, пожалуйста, подойди, ну же, я к тебе обращаюсь, подойди, подойди… — заговорил тихо, но отчётливо чей-то монотонный голос. Ева осторожно посмотрела по сторонам, но того, кто бы звал её, не увидела, и вернулась к телевизору.

— Подойди, подойди, подойди, всего на пару минут, подойди, подойди, подойди, подойди, нам надо поговорить, подойди, подойди, подойди, умоляю, мы быстро…

Ева незаметно оглядела всех, кто сидел в гостиной: справа от неё Писатель что-то неустанно строчил в своём блокноте, но он молчал; впереди них, на таком же небольшом диванчике сидела пара теней и о чём-то тихо разговаривала между собой, но было непохоже, чтобы кто-то из них звал её; остальные тени сидели по одиночке и молча смотрели фильм. Голос не замолкал, причём, судя по звуку, он был здесь, в этой комнате. Ева осторожно поднялась с дивана и подошла к двум беседующим теням, наклонив голову так, чтобы её ухо было на уровне их ртов; те сразу замолчали, в отличие от голоса, который всё так же настойчиво кого-то звал. Ева, тихо извинившись, отошла от теней, и те продолжили свою беседу.

Голос не унимался. Ева уже выглянула в коридоры, идущие в две противоположные от гостиной стороны, но в них не было никого, кто бы мог её звать. Вернувшись на своё место рядом с Писателем, Ева постаралась игнорировать неприятный голос, но это оказалось довольно трудно, и через некоторое время девушка была уже на взводе, потому что постоянное монотонное бормотание действовало на нервы. Вдруг взгляд Евы случайно упал на узкий высокий шкафчик, стоящий в углу гостиной. Сначала девушка подумала, что ей показалось, но чем дольше она на него смотрела, тем отчётливее видела, как что-то мелькает в нём, будто шевелится. Ева поднялась с диванчика и медленно подошла к шкафу. В нём совершенно точно стоял человек, потому что в узком просвете между дверцами, как картинки в проекторе, быстро сменяли друг друга разные части лица: глаз, нос, губы, ухо, снова глаз, на этот раз другой, волосы, нос, зубы, опять ухо, только правое, а не левое, язык, бровь, глаз… Бормотание шло оттуда. Ева резко распахнула дверцы, ожидая увидеть внутри человека, но шкаф оказался пуст, а голос мгновенно замолчал. Девушка подозрительно осмотрела его, словно в нём могла быть какая-то потайная ниша, в которую бы спрятался человек, но все стенки в нём были наглухо приколочены одна к другой и совсем не двигались. Ева неуверенно закрыла шкаф, и в нём тут же снова замелькали странные картинки: губы, нос, бровь, глаз, ухо… «Подойди, подойди, подойди, подойди», — с новой силой забормотал голос прямо перед ней. Ева с досадой распахнула дверцы шкафа, желая успеть за фантомом, но тот опять исчез, будто его и не было.