Пришельцы ниоткуда

– Тогда, быть может, ты начинаешь понимать, что такое любовь! И я знаю, ты нежен со своими детьми. Но ты – исключение. Другие – грубияны, признающие в отношениях лишь силу.

– Думаю, ты нас не понимаешь, Атлан! Если бы мы признавали лишь силу, ты был бы уже мертв! Тхо и Кхор нередко сами заботятся о том, чтобы у тебя было что есть. Тебе повезло, что Кхор проявляет к тебе интерес. Среди нас есть такие, которые с радостью бы увидели твою смерть, но Убийца Львов объявил, что тому, кто убьет тебя, придется сразиться с ним, а этого хочется совсем немногим из нас! Кхор убил не меньше львов, чем можно сосчитать по моей ладони! Перестань плакать, как женщина. В твоем краю ты был всего лишь поэтом. Но с тех пор, как оказался среди нас, многому научился и через пару смен времен года станешь настоящим охотником. Ты все еще молод. Ты мог бы выбрать себе женщину. Неужели среди девушек нет ни одной, которая бы тебе нравилась? И разве ты не мог бы воспевать деяния мужчин? Подумай, разве нужно меньше храбрости, чтобы убить столько львов, сколько можно сосчитать по моей ладони, чем для того, чтобы убить какого-то принца, как в той истории, которую ты рассказывал в прошлую луну? И разве Мух, который, рискуя жизнью, завел столько дней назад, сколько пальцев на моей руке, в западню носорога, принеся тем самым мясо всему племени, вел себя менее доблестно, чем те, кто уничтожает людей? Возможно, мы варвары, как ты называешь нас на своем языке, но о не нужных истреблениях, которые ты зовешь войнами, лучше не рассказывай никому, кроме Тхо, Кхора и меня!

– Но вы и сами убиваете! Взять хотя бы тебя и Гхама…

– Гхам хотел На-эх-Нха, и я тоже. Но я же не убил младших братьев Гхама, как твой Апетксоль, сжегший хижины своих врагов!

Так мы говорили, вечер за вечером, сидя перед моей хижиной из веток и шкур, под большим навесом, пока я чинил оружие, На-эх-Нха готовила ужин, а дети играли между палатками. Стоял конец осени, ночи были уже холодными, и мне было жаль Атлана, когда он возвращался в свою небольшую лачугу, которую мы построили для него, и проводил там ночь за ночью без женщины, которая могла бы его согреть, свернувшись в клубок под накидками из шкур, одинокий.

Зима была для него очень тяжелой. В его краю редко бывало холодно и выпадало мало снега. Охотиться стало трудно, дичь зачастую было нелегко убить. Ему пришлось научиться перемещаться на снегоступах по рыхлому снегу, и я не раз посылал На-эх-Нха, чтобы та массировала Атлану ноги, сводимые ужасными судорогами. Разумеется, у нас имелись немалые запасы провизии в небольшой глубокой долине, куда почти не попадает солнце, – мы вырыли тайник в постоянно замерзшей земле, – но Хорг разрешал прикасаться к ним лишь в случае крайней необходимости. Зима выдалась долгой, и никто не знал, будет ли весной дичь, поэтому нам часто приходилось голодать. О, это был не тот голод, от которого человек истощается и скручивается вдвое, держась за живот, но такой, который проникает в голову и заставляет грезить о жареных оленьих ногах или больших кусках мяса мамонта, принимающих коричневатый оттенок на горячих камнях. Естественно, наши женщины и дети ели до Атлана, и так как он редко возвращался с добычей, то довольствовался худшими кусками мяса, если они вообще оставались. Он не жаловался – просто становился все более худым и слабым. Тем не менее и у него случился час триумфа. Как-то вечером, с наступлением темноты, мы все вернулись с пустыми руками. Дети бродили вокруг с жалким видом или прижимались друг к дружке у огня, женщины глухо ворчали. Хорг и Голь-колдун о чем-то тихо переговаривались: их авторитет пошатнулся. Заклинания Голя оказались тщетными, и различные охотники уже открыто спрашивали, не оскорбил ли он какого-нибудь могущественного духа. Хорг объявил, что на следующий день, если с охотой не станет лучше, мы откроем тайник. И тогда, посреди ночи, раздалось отдаленное подобие крика об окончании охоты племени, крика, который издают, когда дичь убита и уже не важно, перепугаешь ли ты им остальных животных или же нет. Но кто кричит, да еще так неуклюже? Мы все были под навесом, кроме… чужеземца.

– Кхор, Нарам, возьмите факелы и посмотрите! – сказал Хорг.

Мы спустились по склону. Крик прилетел с востока. Мы направились туда и прошли примерно столько шагов, сколько можно сосчитать по тридцати ладоням, после чего Кхор бросил крик «отыскания», тот, что обозначает: «Я здесь, ты где?» Ответ прозвучал где-то совсем рядом, за березовой рощицей, и мы обнаружили Атлана, двух мертвых оленей и многочисленные следы.

В тот вечер под навесом была пирушка, глубокой ночью все еще слышался треск костей, разбиваемых для извлечения костного мозга.