Читаем Присяга простору полностью

«Граждане, послушайте меня...»

·

Эх, солдат на фоне бочкотары,

я такой же — только без гитары...

Через реки, горы и моря

я бреду и руки простираю

и, уже охрипший, повторяю:

«Граждане, послушайте меня...»

111

Страшно, если слушать не желают.

Страшно, если слушать начинают.

Вдруг вся песня в целом-то мелка,

вдруг в ней все ничтожно будет, кроме

этого мучительною, с кровью:

«Граждане, послушайте меня...»?!

1903

г

ВАЛЬС НА ПАЛУБЕ

Спят на борту грузовики,

спят краны.

На палубе танцуют вальс

бахилы,кеды.

Все на Камчатку едут з д е с ь -

в крайкрайний.

Никто не спросит: «Вы куда?»

Лишь:«Кем вы?»

Вот пожилой мерзлотовед.

Вот парни —

торговый флот! Танцуют лихо —

есть опыт.

На их рубашках Сингапур,

ПЛЯЖ,

пальмы,

а въелись в кожу рук металл,

соль, копоть.

От музыки и от воды

плеск, звоны.

Танцуют музыка п ночь

Другс другом.

119

И тихо кружится корабль —

мы,

звезлы,

и кружится весь океан

круг за кругом.

Туманен вальс, туманна ночь,

путь дымчат.

С зубным врачом танцует

кок Вася.

И Надя с Мартой из буфета

чуть дышат —

и очень хочется, как всем,

имвальса.

Я тоже, тоже человек,

и мне надо, что надо всем.

Быть одному

мне мало.

Но не сердитесь на меня

вы,Н а д я,

и не сердитесь на меня

вы,Марта.

Д а, я стою, но я танцую]

Я в роли . '

довольно странной — правда, я

в ней часто,

и на плече моем р у к и'

нет вроде,

и на плече моем рука

есть чья-то.

Ты далеко, но разве это

так важно?

113

Девчата смотрят. Улыбнусь'

имбегло.

Стою— н все-таки иду

под плеск вальса.

С тобой иду, и каждый вальс

твой, Белла.

С тобой я м а л о танцевал

и лишь выпив.

И получалось-то у нас —

так, слабо.

Но лишь тебя на этот вальс

явыбрал.

Как горько танцевать с тобой,

как сладко.

Курилы за бортом плывут.

В их складках

снег вечный.

А там в Москве — зеленый па

пруд, лодка.

С тобой катается мой друг,

друг верный.

Он грустно и красиво врет.

Врет ловко.

Он заикается умело.

Онмолит.

Он так богато врет тебе

и так бедно.

И ты не знаешь, что вдали,

там,

в море,

с т о б о й' т а н ц у ю я сейчас

вальс,

Белла.

1958

111

Б. Ахмадцлиной

Со мною вот что происходит! л

ко мне мой старый друг не ходит,

а ходят в праздной суете

разнообразные не те.

И он

не с теми ходит где-то

и тоже понимает это,

и наш раздор необъясним,

и оба мучаемся с ним.

Со мною вот что происходит;

совсем не та ко мне приходит,

мне руки на плечи кладет

и у другой меня крадет.

А той —

скажите, бога ради,

кому па плечи руки класть?

Та,

у которой я украден,

в отместку тоже станет красть.

Не сразу этим же ответит,

а будет жить с собой в борьбе

и неосознанно наметит

кого-то дальнего себе.

О, сколько

нервныхи недужных,

ненужных связей,дружб ненужных!

Во мне уже осатанённость!

О, кто-нибудь

приди, нарушь

чужих людей соединенность

и разобщенность

близких душ!

1У57

115

Д В А ГОРОДА

Я, как поезд, что мечется столько уж лет

между городом Даи городом Нет.

Мои нервы натянуты, как провода,

между городом Нет и городом Д а.

Все мертво, все запугано в городе Нет.

Он похож на обитый тоской кабинет.

По утрам натирают в нем желчью паркет.

В нем диваны — из фальши, в нем стены — из бед

В нем глядит подозрительно каждый портрет.

В нем насупился замкнуто каждый предмет.

Черта с два здесь получишь ты добрый совет, '

или, скажем, привет, или белый букет.

Пишмашинки стучат под копирку ответ:

«Нет-нет-нет... Нет-иет-нет... Нет-пет-нет...»

А когда совершенно погасится свет,

начинают в нем призраки мрачный балет.

Черта с два —

хоть подохни —

получишь билет,

чтоб уехать из черного города Нет...

Ну, а в городе Да — жизнь, как песня дрозда.

Этот город без стен, он — подобье гнезда.

С неба просится в руки любая звезда.

Просят губы любые твоих без стыда,

бормоча еле слышно: «А, все ерунда...» —

и, мыча, молоко предлагают стада,

и ни в ком подозрения нет ни следа,

и куда ты захочешь, мгновенно туда

унесут поезда, самолеты, суда,

и, журча, как года, чуть лепечет вода:

«Да-да-да... Да-да-да... Да-да-да...»

Только скучно, по правде сказать, иногда*

что дается мне столько почти без труда

в разноцветно светящемся городе Да...

Пусть уж лучше мечусь до конца моих лет

Мб

между городом Да

и городом Нет!

Пусть уж нервы натянуты,

как провода,

между городом Нет и городом Д а!

1904

Когда взошло твое лицо

над жизнью скомканной моею,

вначале понял я лишь то,

как скудно все, что я имею.

Но рощи, реки и моря

оно особо осветило

и в краски мира посвятило

непосвященного меня.

Я так боюсь, я так боюсь

Конца нежданного восхода,

конца открытий, слез, восторга,

но с этим страхом не борюсь.

Я понимаю — этот страх

и есть любовь, его лелею,

хотя лелеять не умею,

своей любви небрежный с т р а ж..

Я страхом этим взят в кольцо.

Мгновенья эти — знаю — кратки,

и для меня исчезнут краски,

когда зайдет твое ЛИЦО...

1960

117

* *

*

Ты начисто притворства лишена,

когда молчишь со взглядом напряженным,

как лишена притворства тишина

беззвездной ночью в городе сожженном.

Он, этот город, — прошлое твое.

В нем ты почти ни разу не смеялась,

бросалась то в шитье, то в забытье,

то бунтовала, то опять смирялась.

Ты жить старалась из последних сил,

но, о т в е р г а я' в с е живое хмуро,

он, этот город, на тебя давил

угрюмостью своей архитектуры.

В нем изнутри был заперт каждый дом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

В Датском королевстве…
В Датском королевстве…

Номер открывается фрагментами романа Кнуда Ромера «Ничего, кроме страха». В 2006 году известный телеведущий, специалист по рекламе и актер, снимавшийся в фильме Ларса фон Триера «Идиоты», опубликовал свой дебютный роман, который сразу же сделал его знаменитым. Роман Кнуда Ромера, повествующий об истории нескольких поколений одной семьи на фоне исторических событий XX века и удостоенный нескольких престижных премий, переведен на пятнадцать языков. В рубрике «Литературное наследие» представлен один из самых интересных датских писателей первой половины XIX века. Стена Стенсена Бликера принято считать отцом датской новеллы. Он создал свой собственный художественный мир и оригинальную прозу, которая не укладывается в рамки утвердившегося к двадцатым годам XIX века романтизма. В основе сюжета его произведений — часто необычная ситуация, которая вдобавок разрешается совершенно неожиданным образом. Рассказчик, alteregoaвтopa, становится случайным свидетелем драматических событий, разворачивающихся на фоне унылых ютландских пейзажей, и сопереживает героям, страдающим от несправедливости мироустройства. Классик датской литературы Клаус Рифбьерг, который за свою долгую творческую жизнь попробовал себя во всех жанрах, представлен в номере небольшой новеллой «Столовые приборы», в центре которой судьба поколения, принимавшего участие в протестных молодежных акциях 1968 года. Еще об одном классике датской литературы — Карен Бликсен — в рубрике «Портрет в зеркалах» рассказывают такие признанные мастера, как Марио Варгас Льоса, Джон Апдайк и Трумен Капоте.

авторов Коллектив , Анастасия Строкина , Анатолий Николаевич Чеканский , Елена Александровна Суриц , Олег Владимирович Рождественский

Публицистика / Драматургия / Поэзия / Классическая проза / Современная проза