Присяжный заседатель

– Так что ты хочешь от меня услышать? Наверно, что-нибудь в этом роде: “Ах, Оливер, деточка, ты недостаточно стараешься. Почему бы тебе не прикладывать чуточку больше усилий?” Этого ты хочешь? Не вижу смысла попусту распинаться. Ты и без меня знаешь, что лодырничаешь и бездельничаешь. Не хочешь работать – твое дело. Рисуй своих драконов, валяй дурака. Учиться тебе не интересно. Ты сидишь на контрольной по математике и мечтаешь стать художником, таким же, как твоя мамочка. Валяй, становись. Тебя ждет такая же развеселая житуха, как у меня. Денег нет – наплевать. Чувствуешь себя полным дерьмом, потому что не можешь заплатить за электричество – ерунда. Целый день просиживаешь, как идиотка, над компьютером, не можешь починить машину – какие мелочи. Главное – ты художник. Сиди, смотри, как жизнь проходит мимо. А потом, в один прекрасный день, твоя жизнь кончится!

Голос Энни звучит все громче и громче, в нем появляется истерическая нотка. Никогда в жизни Оливер не слышал от нее такой длинной речи. Сушилка последний раз громыхнула и затихла. Ничто теперь не заглушало голос Энни. Худосочные чертенята моментально перестали возиться и, разинув рты, стали наслаждаться бесплатным аттракционом. Даже их мамаша уже не запихивает в сумку белье, а бесцеремонно пялится на Энни.

– Все самые важные решения в твоей жизни будешь принимать не ты, а другие люди, – пророчествует мать Оливера. – Тупоголовые критики и коллекционеры, неспособные отличить произведение искусства от бумаги для обоев, станут главными судьями твоего творчества. Если ты хочешь жить так – ради Бога, это твоя жизнь, а не моя. Завалишь экзамен по математике – пеняй на себя. Я тебе ничем помочь не могу. Ты сам должен решать свои проблемы. Ты или они – кто-то победит, а кто-то проиграет. На мою помощь не рассчитывай. Единственное, чем я могу помочь, – своим примером. Смотри, что они со мной сделали.

– Мама, – шепчет Оливер.

– Полюбуйся, что они сделали с твоей матерью!

– Но мама же.

– Что?

– Ради Бога, замолчи.

Энни не может остановиться. Ее филиппика продолжается.

Тогда Оливер швыряет учебники и тетради на пол и бежит к двери. На улице темно, осенний вечер. Возле входа в супермаркет Оливер останавливается, смотрит невидящим взглядом на механическую лошадку для маленьких детишек.

По его лицу текут слезы, и он ничего не может с этим поделать. Только бы не встретиться с кем-нибудь из одноклассников. Стоит, рыдает. Подходит какой-то старый хрен, спрашивает, не обидел ли его кто.

– Все нормально, – бормочет Оливер.

– Может быть, у тебя что-то болит?

– Отстаньте вы от меня! – рявкает Оливер, заразившись материнской злобой.

Старого хрена как ветром сдуло. Потом из прачечной выходит мать. В одной руке у нее корзинка с бельем, в другой – учебники и тетради.

Энни сваливает все это на заднее сиденье машины, захлопывает дверцу и направляется к супермаркету. Оливер по-прежнему упорно разглядывает механическую лошадку, словно всю жизнь мечтал на ней прокатиться.

– Оливер, – скрипучим голосом говорит Энни. Ее голос раскатывается гулким эхом.

– Что?

– Марш за мной.

В супермаркете она сосредоточенно катит тележку вдоль товарных полок, Оливер плетется сзади. Мысль о пище вызывает у Энни отвращение, она буквально заставляет себя дотрагиваться до съестного. Свежие овощи исключаются – не будет она с ними возиться. Зато четыре коробки готового риса Энни берет не раздумывая. Она не ела эту гадость с детства, когда пришлось провести целое лето в Питтсбурге у тети. В тележку же отправляются замороженные ужины и готовая пицца. Оливер смотрит себе под ноги. Пару раз мать спрашивает, чего он хочет, но Оливеру все равно. Возле полки с овсяными хлопьями они останавливаются. Какой-то пухлый дядька в ветровке не может обойти их тележку, и Энни освобождает ему путь.

– Выбирай что хочешь, – говорит она Оливеру. Тот пожимает плечами. Тогда Энни берет первую попавшуюся коробку – хлопья “Корн-Чеке”.

– Ой, а я вас знаю, – раздается голос сзади. Энни оборачивается и видит, что пухлый дядька смотрит на нее. Физиономия у него не из приятных: нос сломан, одна скула расплющена, словно кто-то со всей силы ударил по ней молотом. Страшилище дружелюбно улыбается Оливеру, а его матери говорит:

– Вы ведь художница, да? Та самая, которая делает ящики.

Он весело смеется. Но откуда он ее знает? Может быть, он был на маленькой выставке, которую Энни устраивала в городской библиотеке в прошлом году?

– Вы меня видели в библиотеке, да?

– Нет, мы с вами познакомились в булочной, помните? Мы познакомились в булочной.

Энни становится трудно дышать. Что она должна делать? Были какие-то инструкции, но она все забыла.

Урод снова смотрит на Оливера.

– Ваш сынок?

Понятно. Он хочет, чтобы она отослала Оливера.

– Милый, нам нужно купить… Как называются такие замороженные котлеты?

– “Робопопс”, – угрюмо отвечает Оливер.

– Да-да. Пойди-ка принеси их.

Оливер походкой сомнамбулы удаляется. Тогда мужчина говорит:

– Завтра, в семь утра. Знаете, где находится ресторанчик “Парк энд райд” на Шестьсот восемьдесят четвертом шоссе?

– Где-где?

– Ну вы наверняка его видели.