Привал на Эльбе

Танк остановился у особняка. Для затравки пустили в него несколько снарядов. Ответа не последовало. Михаил выскочил из танка, присел за ним, оглянулся вокруг. На западной окраине поселка уже закрепились советские танки. К ним подбегали спешившиеся конники.

«Удрал хам или нет? — гадал Михаил о Кандлере. — Бросаться в особняк опасно».

— Тахав, беги к танкистам, зови на подмогу. Надо прощупать это логово.

Минут через десять пришли еще два танка, с которыми прибыло человек двадцать казаков. По рассказам танкистов и конников ни один немец не ускользнул из поселка. Михаил направил трех бойцов в дом. Вдруг затрещали пулеметы и автоматы из окон.

— Товарищи танкисты, ваше слово! — крикнул Михаил.

Три уральские пушки ухнули разом. Последовал второй оглушительный залп, третий…

Немцы выбросили в окно белую простыню. Вышел офицер-переводчик.

— Полковник Кандлер передал: согласен на перемирие, — отрапортовал он. — Просим старшего командира к нему на переговоры.

— Передайте полковнику Кандлеру: гора не ходит к Магомету, — внятно произнес Михаил. — Срок пять минут. Не выйдет — уничтожим.

Через пять минут Кандлер вышел в сопровождении офицера. Казаки держали наготове карабины и автоматы.

— Подойдите ближе, — сказал Михаил.

Немцы приблизились. Сопровождающий офицер покорно протянул свой пистолет, сдаваясь.

— Решили? — спросил Елизаров полковника.

— Я согласен на перемирие, — поднял унылые глаза Кандлер.

— Не перемирие, а капитуляция, — теперь Михаил говорил требовательным тоном, не так, как при первых переговорах. — Пишите приказ.

Кандлер посмотрел вокруг, чуть пожал плечами, как бы удивляясь, где и чем он будет писать. Ему дали ручку и бумагу. Елизаров подтолкнул Кандлера к танку. Немецкий полковник прислонил листок к броне советского танка. Прежде чем писать, пробовал настоять на своем.

— Я напишу акт об условиях перемирия, — сказал он Елизарову.

— Условия напишу я, — спокойно возразил лейтенант, — вы пишите приказ, а перемирие — не ваша компетенция.

— Пишите, — приказал Михаил. — «Во избежание бесполезного кровопролития приказываю личному составу вверенного мне полка сложить оружие. Командирам батальонов, — Михаил взглянул на часы, — в восемнадцать ноль-ноль вывести подразделения на улицу без оружия».

Кандлер устало выпрямился, отрицательно покачал головой, сказал:

— Не могу писать, рука дрожит.

У немца отобрали ручку и бумагу.

— Не надо писать. Короли войны напишут вашим батальонам свой приказ, — указал Михаил на танки.

К ограде с грохотом подкатило еще несколько бронированных машин. Примчались конники. Среди них были подполковник Орлов и начальник политотдела Свиркин. Они соскочили с коней, направляясь к командиру эскадрона. Елизаров объяснил обстановку.

— Продолжайте, — сказал Орлов.

— Сдать оружие! — приказал Михаил.

Кандлер дрожащей рукой потянулся к кобуре.

Тахав, стоявший рядом с ним, предусмотрительно помог ему — вытащил пистолет и передал своему командиру.

Михаил взял пистолет, хотел положить в карман, но, заметив золотую планочку, вделанную в рукоятку, стал читать: «Боевому офицеру от Паулюса».

— Поучительная память, — сказал Михаил. — Хорошо бьет?

Он поднял с земли стеклянную банку, бросил вверх, выстрелил перед глазами немецкого полковника. Пуля разбила банку. Кандлер побледнел. Михаил разрядил пистолет и вернул Кандлеру.

— Советское командование добровольно сдавшимся в плен старшим офицерам разрешает носить холодное оружие, знаки различия и награды, а также именные пистолеты, — сказал Михаил.

— А здесь немцы? — спросил Орлов Михаила, кивнув на особняк. — Что же вы декламируете? Всех нас могут покосить.

— Пока он здесь, — указал Елизаров на съежившегося немецкого полковника, — оттуда не осмелятся стрелять.

— Дайте команду вашим подчиненным сложить оружие, — предложил Михаил Кандлеру. — Немедленно.

Полковник согласился.

Вышло человек тридцать немцев с поднятыми руками. Орлов посоветовал Михаилу: приказ пусть пишет писарь. А сам Кандлер с этой группой сдавшихся немцев пусть с белым флагом приблизится к своим подразделениям.

Так решили и сделать.

Однако батальоны, засевшие в разных местах, в домах, цехах, открыли огонь по своим, поднявшим белый флаг. Сопротивление немцев было подавлено огнем артиллерии, а пленных немцев с белым флагом угнали в лес.

После боя вынесли на носилках Якова Гордеевича, убитого Кандлером на четвертом этаже. Кондрат Карпович принес котелок воды, обмыл окровавленное лицо друга, вытер бинтами, положил у изголовья его фуражку с синим околышем.

— Не дожил до полной победы, — вымолвил старый казак. — Иной раз мы с тобой спорили за службу, как лучше нести ее, бывали у нас разные суждения. Но никогда у нас с тобой не было разлада в одной думе — думе о нашей родной земле. С этой думой ты и ушел от нас.

Якова Гордеевича принесли к братской могиле, выкопанной у забора орудийного завода. Собрались казаки. Михаил встал перед открытой могилой, горестно сказал: