На станции, перед перелетом, мы с ребятами играли в видж*, и поскольку денег у нас не было, в случае проигрыша мы задавали друг другу совершенно идиотские задания, а потом ржали полночи, как кони, приводя их в исполнение.
Когда пришел мой черед, кто-то из ребят глупо пошутил, приказав мне отправиться в каюту к Шону и предложить ему переспать со мной. Они были уверены, что я не пойду. И я бы действительно не пошла, если бы Линджи не сказала: "Спорим, он выставит ее за двери через две минуты?".
Зря. Нельзя было брать меня на "слабо".
Я рассчитывала продержаться там минут пять, чтобы не проиграть, а в результате задержалась на ночь, память о которой я до сих пор храню в своем сердце, вместе с образом Шона, который на следующий день не вернулся с задания.
Глава 4
Я уже успела размяться у станка и подойти к пилону, когда Зарта вошла в тренировочный зал. И скорее ее присутствие я почувствовала кожей, чем услышала шорох шагов.
Она всегда приходила посмотреть на мой танец — с тех пор, как застала меня возле пилона впервые. Никогда не видела себя со стороны, но думаю, посмотреть действительно есть на что, раз после моего первого выступления Зарта сказала, что будь она мужиком, заплатила бы любые деньги за приватный танец со мной.
Она знала, о чем говорит. Танцовщицы из ее клуба частенько зарабатывали таким образом неплохие дивиденды: сначала весь вечер развлекали в клубе посетителей, а потом, если были желающие заплатить за приватный танец с ними, уединялись в специальных комнатах. Нет, заведение Зарты ни в коем случае не было борделем. Девочки здесь были чистые, без закидонов и с головой дружили. А приват всегда был просто танцем — танцем для тех, кто готов был много за него заплатить.
Другое дело, что мужчины, желая получить больше, шли на хитрость, и тогда это уже был выбор и воля самой танцовщицы: дать клиенту то, что он хотел, или отказать. И хотя девушки в основном отказывали, интим все же иногда случался. Причины были разные: одной срочно нужны были деньги на лечение матери; другой просто понравился мужик, за которого она впоследствии вышла замуж; а третья так и вовсе, как потом оказалось, танцевала приват для своего парня.
Моим единственным восторженным зрителем всегда была Зарта, а поскольку смотрела она на меня с чисто профессиональной стороны, то сомнений в непредвзятости ее слов у меня никогда не возникало. Если она говорила, что я богиня пилона — то, вероятно, так оно и было. Привычка все доводить до совершенства жила у меня в крови и досталась мне от деда. И не важно, что это было: танец, полет или спасательная операция — я должна быть лучшей.
— Станцуй для меня "Небо над Тангиррой", — Зарта уселась на диван и поджала под себя ноги, лукаво глядя на меня исподлобья.
Мой выпускной этюд назывался "Небо над Фаэртоном", но подруга переименовала его по-своему — наверное, потому, что видела в моем танце что-то свое, а я на нее за это никогда не обижалась.
Для меня танец и небо были чем-то родственным, понятным только мне одной. Небо всегда было разным, тем и манило меня к себе. Свинцовое перед дождем, бездонно-топкое в жаркий полдень и тревожно-черное во время грозы, оно одинаково завораживало мой взгляд. И, танцуя на пилоне, я тоже была стихией — я падала вниз каплями дождя, взмывала в пируэте вверх легкокрылой птицей, била на поражение, как молния, отточенной грацией своих движений, а потом растворялась тающим туманом в редеющем сумраке утра. В танце я была такой же загадочной и непостижимой, как небо.
— У тебя талант, — мягко улыбнулась Зарта, когда я закончила. — Ты могла бы стать известной танцовщицей, а не мотаться по Вселенной, рискуя жизнью.
— Если бы я была танцовщицей, кто вытащил бы тебя из-под обломков вояджера? Да и какой прок от танцев? Пилон — это так, для души…
— Проку нет, говоришь?.. — Зарта внезапно прищурилась, каким-то нездорово-неприличным взглядом разглядывая мое тело, а учитывая, что я танцевала в топе и шортах, стало даже немного не по себе.
— Ты чего?
Подруга проигнорировала вопрос и, поднявшись с места, стала обходить меня по кругу, окончательно сбив с толку.
— Кажется, я придумала, как найти тебе мужика, — глаза Зарты лихорадочно заблестели, а на лице появилось опасное выражение упрямой решимости, грозящее мне какой-то жуткой аферой.
Если Зарта что-то вбивала себе в голову, то могла атаковать меня с настойчивостью зумбальта, и пока я, сдаваясь, не поднимала лапки, она с меня не слезала.
— И что ты уже придумала? — я уже начинала жалеть, что обо всем ей рассказала.
— Ты станцуешь сегодня ночью в клубе на пилоне, — выдала подруга, вызвав у меня настойчивое желание покрутить ей пальцем у виска. — Ночью здесь будут сотни мужиков.
— И в чем прикол? — поинтересовалась я. — Чтобы сотни мужиков узнали, что Саламандра танцует на шесте?