Инге вернулась с охапкой вещей строго серой или черной окраски.
– Должны быть чистые, или насколько это возможно в доме с тремя детьми. Могут быть немного… Ну для некоторых из вас…
Она замолкает, и мы догадываемся о чем она: никто из нас не походит своим телосложением на богиню-амазонку, и потому мы, скорее всего, будем походить на участниц карнавала. Но мы пытаемся найти что-нибудь более или менее подходящее. Мелисса с Тришей раздеваются на месте («Что? Да дети же не будут против… Пока, Кэри Грант, увидимся позже…»), а мы с Марго по очереди изображаем мистера Бина в туалете. После переодевания все мы красуемся в однотонных вещах Инге не по размеру и выглядим как труппа женского экспериментального театра. Но нам тепло. И сухо. У меня в пальцах рук и ног восстановилось кровообращение, и они испытывают благодарность (если пальцы вообще могут испытывать такие эмоции, то мои – я шевелю ими – точно их испытывают, я в этом уверена).
Наша прежняя одежда отправляется на принудительную просушку на импровизированной сушилке, а Мелисса с благодарностью принимает предложение постирать ее «счастливую» бордовую кофту.
Мы наслаждаемся булочками с изюмом, аккуратно посыпанными кардамоном, намазывая их маслом – даже я. Потом Инге просит детей прибрать со стола, что они, к моему удивлению, послушно исполняют.
«Они что, под действием каких-то веществ? – думаю я, созерцая детей, совершенно спокойно убирающих тарелки. – Может, загипнотизированы? Как это работает?»
– Говорите детям, что они могут сделать, тогда не придется тратить много времени на то, чтобы говорить им, что нельзя делать, – Инге, похоже, читает мои мысли.
– Видишь? Я же говорила, что это будет приключение!
Инге привлекает наше внимание, облокотившись обеими руками на стол, словно собираясь обсудить важное дело. К чему она и приступает.
– Итак. Вы, конечно же, можете получить полный возврат денег, и мы можем связаться с авиакомпанией, чтобы договориться о вашем вылете.
– Куда? – спрашивает Мелисса, выуживая застрявшую в коренном зубе изюминку.
– Домой, – отвечает Инге.
– Домой?
Из моих легких как будто высосали весь воздух.
Мелисса с трудом глотает, усваивая эту мысль, а Марго заметно бледнеет. Никто из нас еще не задумывался об этом. Никакого больше викинга-предводителя, никаких тренировок…
Ее слова будто гром среди ясного неба. Несмотря на все мои стоны и жалобы – обращенные к Мелиссе, Трише, Вселенной, любому, кто может услышать, – мысль о возвращении домой, к моей прежней жизни, порождает во мне неприятное чувство пустоты.
Идея возвращения к прежней жизни кажется невозможной. Почти невообразимой. Мне хочется кричать об этом, как-то протестовать. Но никто не говорит ни слова. Никто не говорит о том, насколько Плохой Идеей будет возвращение домой именно сейчас. Очень плохой.
«Ну ладно, – думаю я. – Все кончено. Ничего не изменится».
Я раньше увижу своих детей, что уже хорошо. После четырех отдельно проведенных ночей я уже скучаю по ним. Но мне же еще придется и возвращаться на работу. И к Грегу. И – я уже это говорила? – НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИТСЯ…
Мне вдруг становится очень жарко, как будто что-то закипает внутри меня, пока…
– Нет! – почти непроизвольно вылетает из меня слово протеста.
Четыре пары глаз устремляются ко мне.
– Ну то есть мы должны сначала все обсудить между собой.
Выражение лица Мелиссы медленно меняется от отчаяния к чему-то более напоминающее обычное выражение лабрадора в человеческом обличье. Марго, как я вижу, медленно кивает, и даже Триша сияет.
– Хорошо? – продолжаю я, едва ли не умоляя.
Инге смотрит на меня совершенно спокойно.
– Хорошо, – кивает она. – Оставлю вас на какое-то время. Все равно Фрейе нужно переодеться.
Она хватает свою дочку и принюхивается к ее штанишкам, после чего уносит в ванную, словно мяч для регби. Теперь, когда она ушла, мы переглядываемся, не зная, с чего начать.
– Мне тут нравится, – говорит наконец Марго. – А так мне все равно больше нечем заняться. По крайней мере, на этой неделе…
Мелисса кивает.
– Собаки накормлены и выведены на прогулку. За лошадьми присматривают местные подростки, а за кроликами – соседи. Я бы точно осталась.