Какое-то время она ничего не могла разобрать в том шуме, что раздавался вокруг нее. Прорывавшиеся к ее сознанию звуки в настоящий момент казались неразборчивым лепетом. Просто мозг человека находящегося на грани сознания, а именно в таком состоянии пребывала она, воспринимает доходящую до него информацию с определенной точки зрения, поэтому звуки, доходившие до него, казались неопределенными, неясными, смутными, отдаленными. Она пыталась услышать их, если можно так выразиться, другим ухом. Можем предположить, что женщина пыталась, услышать их на английском языке, но говорили-то вокруг нее не по-английски. Это был совсем другой язык. Так что ее замешательство, ее смущение, неловкость и испуг в полубессознательном состоянии, на самом деле было нетрудно понять. Фактически, первое время Эллен вообще думала об этих звуках не как о речи, а лишь как о звуках издаваемых человеком, но затем, постепенно, до нее начало доходить, что они должны быть речью. Потоки звуков, струившиеся вокруг нее как вода, иногда раздражающие резкие, иногда успокаивающие плавные, иногда стремительные, должны были быть упорядоченными. Было в них что-то членораздельное или точное, в их ритмике, в их звучании. Они не были звуками издаваемыми животными, вроде рева, рычания, блеяния, воя или шипения. Как не могли они быть звуками неживой природы, ничего похожего на шелест веток касающихся друг друга под напором ветра, или на постукивание капель дождя, грохот падающих камней, раскаты грома. Итак, почему она не могла понять их? Несомненно, она очень устала, и хотела спать. Почему они не могли вести себя потише, эти голоса вырвавшие ее из ее сна? Что за странный сон! Ей вдруг пришло в ее голову, что стоит пожаловаться менеджеру строительной компании возводившей этот дом. Но, каким энергичным и поразительным, непохожим на ее родной и выразительным казался ей этот странный язык. Вот только что он был таким живым, ярким, быстрым и даже в чем-то деликатным, как вдруг взорвался грубыми, почти жестокими оттенками. Вот он громкий, а через мгновение уже мягкий. Быстрый и даже небрежный, неожиданно сменяется плавным и величественным, а мелодичный переходит в почти нечленораздельный, если не сказать звериный. Звуки то сливались в единый гул толпы, то дробились на десятки голосов, разговаривавших, выкрикивавших, зазывавших, шептавших, объявлявших, утверждавших, торговавшихся, сомневавшихся. Все это коловращение звуков, быстрое, изобильное, то ускоряющееся, то замедляющееся, то громкое, то тихое, подобное течению ручья, стремительного в горах и плавного на равнине, протекло мимо нее. Однако этого не должно было быть около ее квартиры.
Постепенно ее начала охватывать тревога. Дело в том, что ей начало казаться, что, несмотря на то, что звучание слов и отличалось от привычного, в ней зародилась готовность, или точнее намек на готовность, некое смещение внимания или понимания, самое минимальное принятие того, что необъяснимая какофония звуков вокруг нее могла внезапно стать понятной. Именно это подозрение, по причине, которой она сама ясно не понимала, пугало ее.
По прежнему оставаясь в угнетенном состоянии, Эллен непреклонно продолжала слушать на английском языке, соответственно, к своему спокойствию, ничего не понимала, или, возможно лучше было бы сказать, ничего не допускала до своего понимания.
Женщина лежала на животе, несомненно, на своей кровати, в своей квартире. Правда, поверхность под ней казалась какой-то очень твердой, неприятно твердой, даже грубой. «Пожалуй, стоит озаботиться приобретением нового матраса», — подумала она, потянувшись за своей подушкой, но так и не смогла ей найти. Вероятно, она свалилась на пол. Кровать была твердой. Слишком твердой! А еще она казалось очень теплой. Такое впечатление, что она лежит на горячей поверхности, под прямыми солнечными лучами, на самом солнцепеке посреди жаркого лета. Солнечный свет, должно быть, попадал через окно ее спальни. Но его было слишком много. К тому же подали лучи не с той стороны и не под тем углом. «Как же горячо! Как ужасно неприятно», — подумала Эллен. Лежать было некомфортно, неприятно, жарко, но ей так не хотелось просыпаться.
Эллен протянула руку к одеялу, чтобы сбросить его с себя, но так и не смогла его нащупать. Похоже, она уже от него избавилась.
Жар и свет прорывалось сквозь сомкнутые веки женщины теплой краснотой. Свет почти обжигал. Судя по всему, это был яркий солнечный свет.
Ей кажется, или на ее шее что-то было? А что это за негромкий звук, словно столкнулись два небольших металлических предмета? Или это был тихий лязг?
А еще ей казалось, что с ее телом что-то случилось, что-то в нем ощущалось неуловимо другим.
Она напряглась, пытаясь сообразить какой сегодня день недели, надеясь, что была суббота. По субботам ей не надо было спешить к студентам.