Наконец, хозяин выпустил ее волосы и поставил стаканчик на стол. Эллен, удивленно глядя на него, провел языком по губам. Во рту все еще стоял вкус ка-ла-на. Ей даже показалось, что она начала чувствовать легкое опьянение от него.
Мир сидел в курульном кресле, не сводя с нее своих задумчивых глаз.
— Господин? — позвала его она.
— Признаться, я думал, — сказал он, с нотками обиды в голосе, — что тебе могут потребоваться годы и сотни рабовладельцев, чтобы изучить свое рабство, моя маленькая идеолог феминизма. Я думал, что Ты, в течение многих лет в своих цепях и ошейниках, будешь кричать и беситься, вспоминая обо мне, о том, что я с тобой сделал. Какое удовольствие доставили бы мне твои гнев и ненависть, твои страдания и унижение. Разумеется, в конечном итоге, возможно спустя годы, в руках некого господина, кожевника, крестьянина или заводчика слинов, последняя твоя психологическая преграда должна была рухнуть, освободив твою женственность, кричащую, утверждающую и унижающую тебя до долгожданного, покорного, презренного и правильного для тебя упивания своим полом. Однако вместо этого, спустя какой-то момент, я вижу перед собой изысканный кусок рабского мяса в ошейнике, согласный на все, довольный жизнью, послушный маленький кусочек дрянной плоти, ничем не отличающийся от тысяч других бессмысленных, мягких самок урта. Ты уже готова пресмыкаться по щелчку пальцев. Ты уже облизываешь и целуешь плеть не только с умением, но с рвением. Ты почти немедленно начала двигаться как настоящая рабская девка. Уже сейчас от одного твоего вида охранники кричат от раздражения и потребностей. Ты уже стоишь на колени с совершенством и стала мучительно, чрезмерно, невыносимо, поразительно женственной.
— Но я и есть рабыня, Господин, — прошептала Эллен.
Она вдруг почувствовала, что стоит на коленях как-то немного неустойчиво и даже помотала головой, пытаясь отогнать наваждение. Ей показалось, что вокруг ламп появились мерцающие, дымчатые ореолы.
— Возможно, Ты потому и обратилась к своей идеологии, что хотела скрыть от самой себя свои самые глубокие чувства и потребности. В конце концов, эта идеология представляет собой своеобразный защитный механизм, некое выражение истеричного опровержения подсознательно ощущаемых биоистин.
— Я не знаю, Господин, — смущенно сказала она. — Я чувствую слабость, Господин.
— Ты можешь сменить позу, — разрешил ей Мир, а когда женщина опустилась на бок перед курульным креслом, объяснил: — Дело в том, что то, что Ты выпила, не было простым ка-ла-на. В него был подмешан порошок тасса. Ты уже имела возможность познакомиться с его действием на Земле несколько недель назад.
Эллен потрясла головой, отчаянно пытаясь удержаться в сознании, и сквозь слезы, опять заполнившие ее глаза, посмотрела на него.
— Ты часто задавалась вопросом, зачем я перенес тебя на Гор, — продолжил он. — Так я скажу тебе. Я доставил тебя сюда, потому что презираю, потому что мне показалось забавным привезти тебя сюда и сделать никчемной юной рабыней. Уверен, что Ты в кандалах и цепях сможешь оценить, насколько забавным кажется это мне, особенно учитывая твой предмет, твое образование, публикации и идеологию. Здесь, в ошейнике, Ты наконец-то сможешь по-настоящему узнать кое-что о мужчинах и женщинах. Ты сможешь узнать свое надлежащее место в природе. Только изучать это тебе предстоит с клеймом на бедре и ошейником на горле, стоя на коленях перед рабовладельцами.
— Неужели Вы совсем не любите меня, Господин? — всхлипнула Эллен.
— Нет, конечно, — усмехнулся он.
— Вы ненавидите меня? — глотая слезы, спросила она, заметив, что границы ее поля зрения потемнели.
— Нет, — отмахнулся мужчина. — Ты не стоишь того, чтобы тебя ненавидеть.
— Я люблю Вас! — заплакала рабыня.
— Лживая шлюха! — бросил Мир, перейдя на английский, и резко вскочив с кресла и, обутой в высокие сандалии, ногой столкнул женщину в возвышения.
Эллен, несколько раз перекувырнувшись с бока на бок, скатилась вниз по ступеням и замерла на ковре у подножия постамента.
Мир спустился следом за ней, и, казалось, уже готов был пнуть ее снова.
Однако женщина перевернулась на бок и, как смогла, собрав все оставшиеся силы, извиваясь всем телом, подползла к его ногам, и прижалась губами к его сандалии, которая только что толкнула ее.
Затем, подняв голову, она сквозь слезы посмотрела на него и заплетающимся языком спросила:
— Что Вы собираетесь сделать со мной?
— Что я собираюсь сделать с тобой, что? — буркнул Мир.
— Что Вы собираетесь сделать со мной, Господин? — прошептала она.
— То, что я запланировал сделать с тобой изначально, — ответил мужчина.
— Господин?
— Завершить свою месть тебе.
— Господин? — простонала она.
— Разве Ты еще не догадалась? — поинтересовался Мир.
Голова Эллен бессильно опустилась на ковер. Она еще смогла немного покрутить руками, сделав последнюю, слабую и бесполезную попытку выпутаться из веревок, после чего потеряла сознание.
Глава 16
Нагретая солнцем цементная полка