— Ты пришла без сопровождающих, без телохранителей в праздничный лагерь завоевателей, косианцев. Ты сидела с мужчинами и болтала с ними. Неужели Ты не понимала, что им было мучительно любопытно относительно того, что Ты прячешь под своей вуалью? Не думаешь ли Ты, что они не задавались вопросом относительно того, какие прелести могли бы скрываться под твоими тяжелыми одеждами? Или Ты подумала, что они были не в состоянии прикинуть примерную ценность твоего ожерелья, разглядеть блеск драгоценных камней украшавших твои одежды? И уж конечно, Ты не могла не знать, что здесь должны были распродать сотни женщин. А разве Ты не флиртовала с теми мужчинами? Разве твоя вуаль, когда Ты пила не была словно случайно расстроена? Не Ты ли сидела очень определенным способом, полуобернувшись в сторону, держа ноги вместе, как могла бы сесть рабыня, если бы ей, конечно, разрешили сидеть? А когда Ты нагло, надменно, высокомерно потребовала от голой рабыни встать на колени у твоих ног, неужели Ты не понимала, насколько мужчинам было бы любопытно, как выглядела бы Ты сама, в такой же позе, только у их ног? Ты что не понимала, что твои манеры и поведение, твои заносчивость и претензии, могут испытывать терпение мужчин? Разве Ты не знала, что результатом этого могло бы стать их желание превратить тебя во что-то для них более интересное, взять тебя в свои руки и сделать соблазнительной, покорной рабыней, трогательно умоляющей позволить ей ублажить их любым способом, какого бы они ни пожелали? Только не думай, что я не заметила, как Ты приподняла кромку подола твоего платья, так, чтобы обнажить лодыжку!
— Нет, — всхлипнула рабыня. — Нет!
— Возможно, они сразу представили, на что будет похожа эта лодыжка, когда ее окружит браслет кандалов или шнурок с рабскими колокольчиками.
— Нет! — продолжила протестовать она.
— Ты просила клейма! Ты искала ошейник!
— Нет, нет! — замотала головой Мелания.
— По крайней мере, — усмехнулась Эллен, — они позволили тебе сохранить некую частичку скромности.
— Что? — опешила женщина.
— Насколько я понимаю, запястья свободной женщины, как и все остальные части ее тела, не могут быть выставлены на всеобщее обозрение, для предотвращения этого служат перчатки и длинные рукава.
— Да, — изумленно кивнула рабыня.
— На твоем левом запястье браслет, — указала Эллен. — Он скрывает небольшое участок запястья, так что, разве тебе не оставлен кусочек скромности?
— Дерзкая рабыня! — возмутилась Мелания.
— Безусловно, — прыснула Эллен. — Кусочек совсем не большой.
— Я не искала ошейник! — воскликнула женщина.
— Искала, это очевидно, — заверила ее Эллен.
— Каково это, быть рабыней? — шепотом спросила она.
— Тут многое зависит от хозяина, — неопределенно ответила Эллен.
— Но мы должны служить нашим владельцам, и всеми способами? — уточнила Мелания.
— Разумеется, — кивнула Эллен.
— И сексуально тоже? — густо покраснев, спросила женщина.
— Это особенно, — подтвердила Эллен.
— Я — не белый шелк, — шепотом призналась Мелания.
— Таковых среди нас очень немного, — усмехнулась Эллен, решив не уточнять, что сама она в момент своего переноса на Гор была белым шелком, и стала красным лишь тогда, когда Мир, ее тогдашний владелец, счел целесообразным вскрыть ее для использования мужчин прямо в своем зале приемов.
Ей вдруг вспомнилось, что сделал он это не так, как мог бы, мягко и чувственно, а практически изнасиловав ее. Безусловно, это использование было для нее поучительно, проинформировав о том, что отныне может быть сделано с ней, как с рабыней. Это стало для нее чем-то вроде откровения. А потом он продал ее.
— Он был вежливым и хилым, — помолчав, начала рассказывать Мелания. — Единственное, что я почувствовала, это ужасное разочарование.
Она снова покраснела и уставилась в землю перед собой.
— «И это все?» — спрашивала я себя. И ничего больше? Я осталась неудовлетворенной. Не может быть, что это все! Я была голодна, а на мою тарелку бросили не больше, чем самую крохотную из крошек!
— Тобой не владели, — пояснила Эллен.
Рабыня пораженно уставилась на нее.