– Если вас разделяет меньше ста метров – можно просто
Я вздохнула, но не стала огрызаться в ответ.
Как ни крути, Давьер разбирается в магии и Расширенных Правилах Вселенной куда лучше, чем все мы, вместе взятые. И, судя по тому, что хранитель еще не смеется, как гиена, издевательски вскрикивая: «Это, что ли, та самая ”богиня”? Хрень это, а не богиня! Дайте колбу, надаю ей по щам», – то леди из костра представляет проблему.
А когда у проблемы в плену твой друг, ерничество неуместно.
В груди у меня как-то странно потеплело от этих мыслей.
Мы с Анте, пыхтя и сопя, преодолели очередной овраг. Впереди показался тракт, ведущий в Шолох. У дороги стояла каменная скульптура монаха, который одной рукой поддерживал столб-указатель, ощерившийся табличками, как палица гвоздями, а в другой держал маг-фонарь.
– Я, конечно, понимаю, что фонарь помогает читать надписи в темноте, но гуляй я тут одна и увидь монаха с лампадой – умерла бы от разрыва сердца, – поделилась я. – И что потом?
– Кладбище близко, не страшно, – «успокоил» Анте.
Вскоре дорога превратилась в мост, пересекая лесную реку, и мы остановились, чтобы всласть напиться и поругаться.
Потребность в скандале мы ощутили одновременно – а это первый признак удачного партнерства. Ссорились самозабвенно, так, что искры летели: мы, ухватившись за крохотный повод, будто пытались взбодриться перед полутора часами пешего хода. Ибо кебы по ночам не ездят в Призрачной Роще.
Анте взбесил меня своей очень странной логикой: той самой, что посоветовала ему стащить пузырек с кровью, но почему-то не с каминной полки – заранее, – а у меня из кармана, уже на поляне. Хранитель злился на меня по схожей причине: мол, за каким прахом я взяла с собой на ночную вылазку только одну склянку? Надо было больше! Больше, прах побери!
– Анте, да над этими культистами хохочет вся столица! Я не думала, что произойдет что-то опасное! – оправдывалась я.
– Хорошеньким девушкам можно вообще не думать, но вы вроде хотели от жизни большего, чем роль свиноматки! – шипел Давьер, укладывая Гординиуса на обочину, густо поросшую крапивой.
Красный молодец поутру будет. То ли Анте не разбирается в травах, то ли знает толк в мелком гадстве.
Вдруг над дорогой вместо ветра повеяло холодом и болью.
Сзади донесся шелестящий, обиженный голос:
– Оставьте… Жрец… Смерть… Месть…
Я резко обернулась, спугнув мотыльков, облепивших мой аквариум с осомой. На дороге, слабо поблескивая в лучах луны, появился призрак десятилетней девочки.
Стерва Бетти!
Мне казалось, кладбищенские жители отстали от нас еще до кострового побоища, но… Видимо, не все.
– Это еще кто? – поинтересовался Анте, окидывая зеленоватую девчонку недобрым взглядом.
– Виновен… Убийца… Ненавижу… – продолжал бормотать призрак, плавая вокруг нас кругами, как акула.
Слова текли из Стервы Бетти волнами – то громче, то тише, а сама она медленно разгоралась, как вечерняя заря, вернее – как отражение зари в пруду. В отличие от нормальных привидений, в груди у Бетти не было искры – точнее, ее слабого, посмертного огрызка.
Еще у нормальных привидений обычно видно причину смерти – ну, знаете, отрезанная голова, меч в животе, искаженное лицо, если в деле участвовал яд. У девочки же – ничего…
О, прах!
Беру последние слова обратно.
Проморгавшись, я увидела (а может, новая, «набранная» плотность призрака позволила это), что девочку пополам, от макушки вниз, пересекает тонкая черная леска. Это не девочка, а две половинки девочки, состыкованные очень близко. Как будто ее… расщепило. Разорвало.
«А что, если после
– Бетти! – меня осенило догадкой. – Это ты участвовала в предыдущем ритуале?
– Да… – ответил призрак. – Жрец обещал… Будет нормально… Солгал…
– Значит, ты из Тернового замка? Ты хотела попасть в Луговую школу?
– Да… Но я… Испугалась…
– Почему ты поселилась на кладбище, а не на болотах?
– Бэльбог… Не пустил… Не любит мертвых…