Призрачные страницы истории

Начиная со второй половины ноября 1793 г., в декабре и январе 1794 г. в центр выдвинулась резко обострившаяся борьба между эбертистами и дантонистами. Эбер, нападая на Шабо, с негодованием отверг выдвигавшиеся против него обвинения, одновременно пытаясь скрыть от читателей «Отца Дюшена», в чем конкретно они заключались, а потом стал просто замалчивать этот острый вопрос. Но противники Эбера — дантонисты — вовсе не собирались помогать ему придерживаться такой выгодной для него тактики. Вместе с тем в конце декабря выявился отход Робеспьера от поддержки дантонистов, который объяснялся, видимо, опасением вызвать раскол в Комитете общественного спасения, ряд членов которого решительно осуждали вождя «умеренных». После же ареста дантониста Фабра Робеспьер пришел к убеждению, что обе фракции — и дантонисты, и эбертисты — являются врагами и агентами заграницы.

В декабре 1793 г. начала выходить газета «Старый кордельер», издававшаяся Камилем Демуленом, в прошлом близким другом Робеспьера, а теперь ставшего приверженцем Дантона и его сторонников. «Старый кордельер» требовал осуждения дехристианизации, прекращения революционного террора, восстановления свободы печати. Эбертистов Демулен именовал «санкюлотами Питта».

В пятом номере, появившемся в продаже 5 января 1794 г. (хотя он был помечен 25 декабря предшествующего года), повторялись утверждения Шабо о связях Эбера с Батцем, о том, что он встречался со своей бывшей знакомой, графиней де Рошуар, — агентом барона и получил от нее деньги на организацию попытки бегства Марии-Антуанетты. Надо заметить, многие современники сомневались в искренности политических убеждений Эбера. Достаточно сказать, что наряду с изданием «Отца Дюшена», с его подделкой под народный говор и яростными обличениями аристократов и спекулянтов Эбер с 1791 г. издавал еще одну газету — «Журналь дю суар» и брошюры, в которых совершенно отсутствовали и плебейский жаргон, и брань, и нападки на всех, кто, по выражению эбертистов, не доказал, что его бы повесили в случае победы контрреволюции. Не был ли придуманный Эбером образ печника-санкюлота папаши Дюшена, приносивший его создателю немалые денежные доходы и политическое влияние, лишь маской, прикрывавшей подлинное лицо его автора? Впрочем, такие вопросы было совсем не безопасно задавать зимой 1793–1794 года.

Демулен, чувствовавший за собой поддержку дантонистской группировки, мог не только задавать подобные вопросы, но и дать на них недвусмысленный ответ, называя Эбера скрытым врагом Республики. Со своей стороны, Эбер, понявший после выхода пятого номера «Старого кордельера» в начале января, что Демулен основывается в своих выпадах на показаниях Шабо, обрушился на того с обличениями в коррупции, но обходил утверждения, что он, Эбер, является агентом Питта. Масса читателей «Отца Дюшена» не должна была узнать, что такое обвинение было брошено вне зависимости от того, сколь убедительны ни были негодующие опровержения Эбера резких нападок Демулена. Правда, в одном случае Эбер попытался опровергнуть значение конкретного факта, который должен был, по мысли Демулена, свидетельствовать о связи издателя «Отца Дюшена» с заговорщиками. В изданной тогда брошюре «Жан-Рене Эбер, автор „Отца Дюшена“ — Камилю Демулену», в которой пространно опровергалось обвинение, что Эбер в юности совершил мелкую кражу, содержались такие строки: «Ты простер свое злодейство до того, что обвиняешь меня в связи с некой старой греховодницей Рошуар, которая была послана ко мне интриганами, подобными тебе, чтобы подкупить меня, и которую я прогонял несколько раз». Это странные слова, их смысл заключался в том, чтобы как-то объяснить ставшие известными встречи Эбера с вражеской шпионкой — его давней знакомой, графиней де Рошуар, о которых он своевременно не известил полицейские власти. В целом же тактики замалчивания обвинения о связи с Батцем и его агентами Эбер придерживался до самого конца, то есть до марта, когда он и другие лидеры левых якобинцев были арестованы и гильотинированы по приговору Революционного трибунала.