Вообще-то, мы нанимали Холли для того, чтобы иметь возможность передохнуть и эффективнее работать как команда. Но — странная вещь! — сейчас мы были загружены еще сильнее, чем раньше, и отдалились друг от друга, как никогда. Каким-то образом получалось так, что нам с Локвудом никогда не было по пути, мы даже не выходили с ним на работу в одно и то же время. В разное время просыпались. А когда встречались у нас дома, рядом уже непременно была наша улыбающаяся ассистентка. Так что после нашумевшего расследования в доме с кровавыми отпечатками, мы с Локвудом практически никогда не оставались вдвоем. И Локвуд, похоже, был не против, чтобы так продолжалось и дальше.
Я не думаю, что он продолжал сердиться на меня, но если откровенно, то лучше бы уж
А еще я никак не могла справиться со своим раздражением. Да, я подставила Локвуда, подвергла его — и всех остальных — опасности, не отрицаю.
Но это не может служить оправданием желанию Локвуда отгородиться от меня железным забором, решительно оставив меня снаружи.
Впрочем, таким замкнутым Локвуд был всегда. Чаще всего его ответом на все было молчание. Возможно, он стал таким после смерти Джессики?
Кстати, вот хороший пример: его сестра. Он рассказал нам с Джорджем
Нет, что уж тут лукавить, узнать как раз было
Прошла неделя. Джордж сидел в архивах. Холли принимала заказы. Череп надоедал своими грубыми шуточками. Мы с Локвудом продолжали работать поодиночке. Возле станций метро начали появляться плакаты, приглашающие лондонцев на карнавал. Плакаты были разные — элегантные от агентства Фиттис, с четким текстом на серебристом фоне, приглашающие на праздник «Вернем людям ночь!» и аляповатые от агентства Ротвелл, с золотым карикатурным львом на красном фоне. Лев ухмыляется, топчет ногами призрака, а сам держит в лапах огромный хот-дог. А между тем каждый день снова были демонстрации на улицах Челси, и стычки между протестующими и полицией, и раненые, и водометы, которыми разгоняли толпу. Ночь грандиозного праздника приближалась, а атмосфера в городе оставалась очень нервной и напряженной.
Поначалу Локвуд вообще не собирался идти на карнавал, его возмущало то, что нас не пригласили принять участие в параде агентств. А потом, к нашему удивлению, мы получили такое приглашение, да не простое, а особое. Мисс Винтергартен, наслаждавшаяся сейчас спокойной жизнью в своем роскошном доме, была среди почетных гостей, которые должны были возглавлять карнавал, сидя на самой первой передвижной платформе, и она пригласила нас присоединиться к ней в качестве ее персональных гостей.
Попасть в одну компанию с самыми влиятельными людьми Лондона было настолько престижно, что Локвуд, естественно, не смог отказаться. Вот почему в день великого праздника мы, все четверо, прошлись пешком до мавзолея Мариссы Фиттис, откуда должно было начинаться карнавальное шествие.
Да, да, вы не ослышались,
Мавзолей стоит на восточном конце Стрэнда, там, где он переходит во Флит-стрит, и занимает островок посередине дороги. Раньше там была церковь, но ее разбомбили во время войны, а затем заменили строгим серым мавзолеем, внутри которого покоились останки Мариссы Фиттис. Это было овальное, с бетонным куполом, сооружение, к западной стене которого примыкали две величественные колонны, обрамлявшие вход в мавзолей, обращенный в сторону Дома Фиттис. Колонны венчал треугольный фронтон с вырезанной на нем эмблемой Фиттис, благородным единорогом. По особым дням монументальные бронзовые двери мавзолея открывались, давая желающим возможность своими глазами увидеть простое гранитное надгробье пионера парапсихологических исследований.