Призрачный всадник

– Прежняя бы Бобби рвала и метала, если бы ей пришлось пропустить хотя бы одну тренировку – но эта… Её вообще, похоже, никто не волнует. Ни мы. Ни даже Ярость.

– Боюсь представить, каково это, когда в тебя вселяется единорог, – пробормотал Митчелл. – Прочувствовать всю кровожадность существа, с которым твоя душа неразрывно связана. Как внезапное напоминание, какие единороги на самом деле. Яростные. Магические. И смертельно опасные.

– Габриэл и Рикеш уже в порядке, – заметила Фло.

– Но Габриэл был не верхом на Цене Королевы, когда в него вселились. А Рикеш по жизни в вечном поиске адреналина, и он молодняк. У него гораздо больше опыта.

Скандар поднял глаза от альбома для рисования:

– Она не станет нас слушать. Она даже находиться рядом со мной не хочет. – Он вернулся к своему наброску Негодяя, видящему сон о сером в яблоках единороге. Он не рассказывал об этом друзьям, но планировал в зимние каникулы ночевать в стойле Негодяя в надежде, что это пробудит в нём способности Штопщика.

– Нельзя допустить, чтобы её объявили кочевником, – твёрдо заявил Митчелл. – Не годится, когда в квартете всего трое. Нам необходимо держаться вместе. Пора ей заканчивать с этим расширением горизонтов. Я хочу, чтобы мы все доучились до хищников, покинули Гнездо со значками и стали наездниками Хаоса. И Роберта Бруна не сможет мне в этом помешать.

– Но как ты заставишь её передумать? – в отчаянии спросил Скандар.

Митчелл нахмурился и отвернулся к доске:

– Я что-нибудь придумаю.

Наступила неделя празднований зимнего солнцестояния. Слепыши продолжали тренироваться, пока слётки, молодняк и хищники, ну, если говорить откровенно, веселились. Во время зимних каникул каждое логово закатывало для своих магов вечеринки, и на них разрешалось привести с собой одного гостя. Вот только пискунам в силу возраста ход туда был заказан, поэтому они просто отдыхали. Скандар был рад перерыву от тренировочных поединков. На них ему приходилось избегать пользоваться элементом духа: с одной стороны, потому, что его страшила мысль, что в этот момент в него могут вселиться, а с другой – потому, что большинство однокурсников при виде его духовного оружия пугались и злились. Многие категорически отказывались с ним биться, совсем как во время Церемонии сёдел, тем более что крылья Негодяя регулярно светились белым – его основным и потому любимым элементом. Но Скандар старался об этом не думать. У него были большие планы на эти каникулы: он надеялся увидеть сон о единороге Кенны в стойле Негодяя.

Митчелл и Фло были против этой затеи, но Скандар считал, что бояться нечего, если его тело будет в полнейшей безопасности в стойле?

– Но ведь Агата тоже говорила, что это опасно? – напомнил Митчелл, когда Скандар с одеялом под мышкой вышел из их комнаты в первый вечер каникул.

– А ещё мы знаем, что Серебряный Круг охотится за молодыми дикими единорогами! – вскипел Скандар. – Нельзя терять время! Мне нужно увидеть этот сон, после чего я попрошу Агату научить меня восстанавливать связь, чтобы, когда Кенна приедет на турнир поединков в конце года, я был готов.

«И она останется в Гнезде со мной, может, её даже поселят к нам, – подумал Скандар. – Ей не придётся возвращаться в Британию, и на те деньги, что я скопил, папа тоже сможет переехать на Остров».

В первую ночь в стойле Негодяя Скандар засыпал, преисполненный надежды. Устроившись под крылом чёрного единорога, он положил голову ему на бок, и они оба моментально уснули. Но восемь часов спустя, когда он проснулся, Гнездо заливали утренние лучи солнца, Негодяй жевал колтун в его волосах, а в штанину набилась солома. Если ему что-то и снилось, он ничего не помнил.

К четвёртой ночи Скандар начал скучать по тренировкам – они хотя бы отвлекли от печальных размышлений. Всё, чего он добился, – это жуткий кошмар, в котором призрачный Первый Наездник гонялся за ним по кладбищу из разноцветных могильных деревьев. А вдруг Скандар на самом деле не Штопщик? Ему было одиноко и горько. Общество Сапсана в каникулы не собиралось, он мёрз по ночам, даже прижавшись к Негодяю. В рождественской открытке от папы о Кенне не было ни слова. Скандар скучал по её голосу, всегда звучащему в его голове, когда он читал её письма, но в этот раз она даже не подписалась. А вдобавок остальные члены его квартета завели привычку часами где-то пропадать.

Бобби с ним так и не разговаривала, и одного этого было достаточно, чтобы Скандар загрустил. Он уже какое-то время втайне от всех забирался в стойло Ярости и расчёсывал её и без того идеальную гриву. Ему чудилось, что так он ближе к Бобби, возможно, потому, что они с Яростью связаны. Скандар пытался говорить с Яростью, расспрашивал её о наезднице: «Есть идеи, что может заставить её передумать?» Чаще всего та в ответ кусала его или била током, но даже от этого на душе становилось немного легче.