А Вадим уже и не думал ругаться. Говорок пригожей инструкторши и само ее присутствие — локоть к локтю, под покровом ночи — произвели умиротворяющее воздействие. Когда она, выговорившись, встала и, обдернув собравшуюся складками сорочку, попрощалась с ним до завтра, он ощутил сожаление. Пускай бы еще посидела, скрасила тягомотные часы дежурства. Но просить не стал — в свете нотации, которую он только что прочел ей, такая просьба могла быть воспринята неправильно.
Гуля ушла спать, а он еще долго не мог отвязаться от ее образа, поселившегося в воображении, мудровал о превратностях любви и о том, как это не объясненное наукой чувство влияет на способность к здравомыслию.
Кто о чем, а Вранич дозволял себе думать только о проводимых раскопках. Задав новый вектор поисков, он следовал ему неукоснительно и ни на что не отвлекался. Кирка переходила из рук в руки, стук в крепости не прекращался ни на минуту с утра до вечера. Одержимостью научника заразились все, за вычетом Аркадия Христофоровича, но его выпады уже никого не задевали. Осознав это, он перестал появляться на людях, перенес в раскупоренный коридорчик спальные принадлежности и выходил оттуда лишь по нужде, да еще затем, чтобы разжиться едой и водой. Раскол оформился бесповоротно, все восприняли это как должное.
Когда плита, скрывавшая тайник под полом, была пробита насквозь, серб, весь издергавшийся от томительного ожидания, включил фонарик. Ярко-лимонный кружок, отбрасываемый рефлектором, провалился в образовавшуюся дырку, чей поперечник не превышал пяти дюймов.
В этот волнительный миг с Враничем был Вадим. Мансур и Павлуха, отмахав свой норматив, отправились за дровами.
— Что там? — Вадиму, охваченному археологической лихорадкой, самому невтерпеж было проникнуть в потайное хранилище, узнать, что в нем сокрыто.
— Чекайте… — Серб изгибал руку и так и эдак, тщась рассмотреть открывшуюся каверну. — Проклетство! Ничто не видимо… Бликование!
Вадим отпихнул его, приник глазом к дырке. Перекрыл тем самым доступ света, но в его случае это было неважно.
— Вижу ящик… похож на стеклянный.
— То не стекло… Можда, кристаль?
— Хрусталь? Возможно. Ящик длинный: метр семьдесят-метр восемьдесят. В нем кто-то лежит, руки скрещены на груди…
— Моя правда! Упокоище! — восторжествовал научник и потребовал: — Дайте детальный опис!
Вадим дал:
— Тот, кто в ящике, лежит ко мне ногами. Ноги босые, кожа ссохлась и потемнела. Это мумия, но кожа ничем не покрыта. Кажется, и одежды нет.
— А изглед?
— Если вы про лицо, то отсюда его не видать, р-ракурс неудобный. Пробоина совсем маленькая, надо р-расширять.
— Что тамо е, кроме ковчега?
— По углам ящика вижу ларцы. Четыре штуки. Каждый в длину с полметра, в ширину поменьше. Непрозрачные, из металла. Закрыты.
— Посмертные дары? — пробормотал себе под нос Вранич. — Нехарактеристично. Але чем диавол не шалит?.. Реките далее!
— Это все. Больше ничего не видно.
Шумнуло — из растрескавшейся арки показался Хрущ-Ладожский.
— Х-ха! Неужто нашли?
— Нашли-то нашли, да непонятно, что. — Вадим отлип от дырки в полу, взялся за кирку. — Тут еще дня два мантулить придется…
— Хилые твари! — обругался приват-доцент, реквизировал у него кирку и сплеча гвозданул по плите. — Гляди, как надо!
Не то камень внутри уже раскрошился, не то матушка-природа наделила Аркадия Христофоровича силой библейского Самсона — так или иначе, он в несколько приемов развалил плиту на куски, которые, грохоча, посыпались в гробницу.
— Обережно! — возопил Вранич. — Вы загубите останок!
Он соскочил вниз, выбросил осколки и трепетно провел ладонью по хрустальной поверхности. Пяток царапин, крошечные сколы — других повреждений не обнаружил. Тем не менее, не преминул выразить свое отношение к небрежности, проявленной приват-доцентом:
— Варвар! Вы мало не сломили антику!
Хрущ и ухом не повел.
— Не сломил же! А без меня вы бы до турецкой пасхи провозились.
Он тоже спрыгнул в усыпальницу и цапнул ближайший ларец.
— Ого! Тяжелый, зараза! Что в нем?
Пудовый кулачище обрушился на бронзовую крышку. Обветшавшая, она разлетелась вдребезги, и из ларца потоком хлынули украшения: венки из золотых листьев, ажурные диадемы с растительными узорами, гранатовые серьги, ожерелья, перстни, подвески…
Вадим онемел при виде столь блистательной коллекции, а Вранич, наоборот, разразился неистовой бранью:
— Будала! Неподобен гамадрил! Это е великий твор… произведение искусства! Образец эллинской майстерности… Склоните руки прочь!
— Да чего вы взъелись? — захрюкал приват-доцент. — Я только посмотреть хотел…
— Ни слова боле!
Научник отстранил Аркадия Христофоровича и принялся благоговейно выбирать из крошева рассыпавшиеся ювелирные изделия. Собранное он укладывал в пострадавший ларец. Вадим помогал ему. Покончив с этим занятием, Вранич приступил к осмотру мумии. Хрустальный гроб был закрыт герметично, и мертвец в нем сохранился удивительно хорошо. Сквозь прозрачные пластины можно было разглядеть кожные покровы, исчерченные сетью жилок, линии сурового лица, окладистую бороду. Помимо объемного белого тюрбана, на почившем не было ничего.