Гуля-Гюльчатай и ее окружение нарушили запрет и ждали около крепости. Вранич, довольный, что стихия не погубила никого, воздержался от попреков и уложил Алию головой на бугорок, как на подушку.
— Погодно? То е… комфортабельно?
Она опять ответила кивком, теперь уже уверенным.
Ее подружки сбежались к ней, протянули руки, чтобы раскутать. Она показала сперва на Павлуху, топтавшегося недалече, потом на свою ногу. На ней не было сникеров — слетели или сама сняла. На левом подъеме виднелся сочившийся красным порез.
Ханши загомонили, кто-то оторвал от паранджи кусок хлопчатой ткани и сделал перевязку.
Гуля подступила к Враничу.
— Вода нужна. Рану промыть, попить…
Но буря уничтожила все, что не успели затащить под кровлю. Лагерь лишился съестного, а воды осталось только с четверть ведра (оно стояло в гробнице, и серб, изучая саркофаг, макал в него тряпочку, которой стирал с хрусталя грязь).
— Одвратно, — охарактеризовал ситуацию научник. — Нема воды, нема живота.
Это он высказался, как сама очевидность. Все и так понимали, что без питья в пустыне не протянуть и двух суток.
Павлуха откопал свою трехлинейку, потянул затвор, тот не поддавался.
— От чертяка!.. Заел. Вечером прочищу.
Серб достал из карманов револьверы, они были в исправности.
— Пойду до йезера. Станция, може статься, еще нетакнута.
— Я с вами! — вызвался Павлуха. — И пулемет захвачу. А то вдруг басмачи?..
Но пулемет, по настоянию Вранича, поставили в воротах — чтобы остающемуся в крепости женскому гарнизону было чем защититься. Павлуха наскоро объяснил Гуле, куда совать патроны и на что давить.
— Мы швыдко-швыдко! Туда и назад. Воротимся с водой, вот увидите…
Напрасно научник уповал на то, что какой-нибудь верблюд или конь отыщется после устроенного азиатской природой светопреставления. Искали, звали — всё впустую. Копытные средства передвижения либо разбежались и, заплутав, попали на зуб пустынным хищникам, либо в прямом смысле утонули в песке, прорва которого, перемещаемая ветром на сотни километров, в пустыне становится причиной трагедий — больших и малых.
Ничего не попишешь, отправились пешком. Солнце пылало, как доменная печь. После того, как улегся раздутый буро-желтый покров, лучи полуденного светила, казалось, засияли еще ярче и лились на землю кипящим варевом.
Пустыня, на первый взгляд, изменилась мало: те же барханы, та же топкая волнистость под ногами. Но и Вранич, и Павлуха неоднократно ходили к соленому озеру, где стояла опреснительная установка, и сразу подметили, что пейзаж по дороге уже совсем другой. Собственно, дороги не было, протоптать тропу в вечно меняющихся песках невозможно. Они всегда ориентировались на вешки естественного происхождения, на которые обратил внимание еще Вадим. Теперь же этих вешек не было — их сдуло или засыпало. Вранич поглядывал на наручный компас и шел по азимуту. Как прирожденный ученый, он, попав в незнакомую местность, в первые же дни составил самодельный атлас прилегавших к крепости территорий, в особенности тех, где доводилось ходить часто. Похвальная предусмотрительность, без которой они с Павлухой сейчас блуждали бы наобум.
Вот оно и озеро. Павлуха взбежал на пригорок и в голос выматерился.
Установка, верой-правдой обеспечивавшая экспедицию пресной водой, была разбита вдребезги. Котел для выпаривания, сплющенный, с отколотым краем, увяз в солончаке, патрубки и клапаны валялись где попало.
— Это как же мы теперича? — Павлуха запустил пальцы в нечесаные кудри. — Тут, поди, половину деталей разбросало, не соберешь…
— Незачем сбирать, — проговорил угрюмо Вранич. — Нет потребности.
И показал на сверкавший под пригорком соляной настил.
В озере уже не было воды. Оно пересохло.
Глава VI,
Это была единственная в своем роде лаборатория, другой такой вы не нашли бы нигде в мире. Для нее совершенно не годилось название «храм науки» — она больше напоминала капище, в котором священнодействовали двое жрецов в медицинских халатах и шапочках, плотно облегавших волосы. В отличие от других заведений подобного назначения, здесь не сияли стосвечовые лампы, заливавшие пространство немигающей белизной. Освещение было приглушенным, матовым — его источники, встроенные в углы, давали свет мягкий, даже, скажем так, ласкающий.
Помещение не имело окон, а стены обтягивала драпировка в траурном стиле. Запах формалина перемешивался с ароматами снадобий и трав, на стеклянных столиках стояли емкости с вязкими, как кисель, зельями, над ними вился густой парок. На полу лежал ворсистый палас, скрадывавший звуки шагов, поэтому оба мага перемещались практически бесшумно, словно левитировали.
Но полноте! Какие маги могли орудовать во второй половине двадцатых в центре Москвы?