Признаться, я полагал его старше. Я ожидал увидеть почтенного помощника стряпчего, человека серьезного и строгого во всем. Но передо мною был человек еще молодой и очень крепкий. Весь костюм его говорил о том, что каретой своей управлял он сам, поскольку на коричневой коже его верхнего платья я заметил следы сажи. На шее, поверх уже небезупречного воротничка, болтались защитные очки.
– Добрый вечер, – торопливо сказал я ему, вновь спрыгивая с козел и спешно стягивая перчатку с правой руки.
– Не стоит, друг мой, – оборвал меня мой гость глубоким и властным голосом человека, привыкшего к собственной силе. – Я так рад наконец увидеть вас! Признаться, не устоял перед искушением захватить с собой в ваш гостеприимный край это чудесное создание, – он кивнул в сторону дрожавшей от нетерпения паровой кареты. – Но едва покинув Лондон, я был принужден таскаться за лошадьми, даже не смея думать о том, чтобы позволить этой красавице разогнаться более двух миль в час. Представьте, друг мой, эти деревенщины требуют, чтобы я не пугал лошадей, выпуская пар!
Он громко засмеялся. В этот миг пальцы моего гостя сомкнулись на моих в рукопожатии, и я, сильный и молодой мужчина, едва не скривился от боли, так крепко было это приветствие.
Мой друг тотчас извинился, сняв при мне перчатку с правой руки и показав блеснувшую в свете луны механическую кисть.
– Да-да, милейший граф, – ответил он на невысказанный мною вопрос, – последствие любви к технике, ею же исправленное. Насколько это возможно.
И мистер Харкер пошевелил пальцами, собрал их в кулак, показывая гладкие шарниры суставов, и сейчас же, точно опомнившись, дружески протянул мне открытую ладонь.
– Идемте же, друг мой, – позвал он, устремляясь к своей чудовищной машине, – ваш кучер отведет лошадей, а вы поедете со мною. Поверьте, в этой карете я привез вам немного любимого вами Лондона.
Он обезоруживающе улыбнулся, и я едва нашелся, что ответить. Не желая показаться неучтивым и негостеприимным, я объяснил ему, что не взял с собою слуг и приехал сам в своей коляске, надеясь встретить его с ночного дилижанса. И хотя все нутро мое дрожало от радостного предвкушения поездки в чудесной карете моего друга, я принужден был просить его следовать за мной и моей коляской.
Мистер Харкер огляделся вокруг, словно мог видеть в темноте кружащих неподалеку волков, и попросил у меня несколько минут на то, чтобы поставить карету дальше от дороги. Мы перенесли в коляску его дорожный сундук. После чего мой гость скрылся в темноте, и пару минут спустя я вновь услышал шипение пара и грохот.
Через некоторое время карета мертво притаилась за одним из выступов ущелья, где оставил ее мой друг, а сам он запрыгнул в мою коляску, позволив мне, как гостеприимному хозяину, отвезти его в замок.
– Простите, граф, – счел он необходимым объясниться, – но вам или вашим слугам придется завтра проводить меня сюда, чтобы я мог забрать свою красавицу, которой, надеюсь, найдется место в вашем замке. Конечно, я мог бы последовать за вами. Но сама мысль о том, что вновь придется тащиться со скоростью лошадей, пусть и таких бойких, как ваши, внушает мне отвращение.
Я охотно извинил его, и мы двинулись в путь. Какое-то время мой друг вглядывался в темноту и, как мне показалось, вздрагивал, когда волки, почуявшие чужака, подошли ближе и принялись кружить возле коляски. Но я предусмотрительно приготовил для него под сиденьем фляжку нашей лучшей сливянки, и уже через несколько минут он совершенно успокоился и даже задремал, пока я вез нас через непроглядную тьму волшебной ночи.
Остановив коляску, я помог моему другу спустить на землю багаж и попросил подождать меня, потому что мне нужно было распрячь лошадей и позаботиться о них, ведь слуги мои уже спят.
Харкер согласился ждать, сколько будет надобно. А я так и не решился сказать ему, что не имею слуг и во всем принужден обходиться сам.
Уже скоро я отворил ему дверь:
– Добро пожаловать в мой дом! Входите смело, идите без страха и оставьте нам здесь немного принесенного вами счастья.
– Непременно, друг мой, – весело сказал он, переступая порог и оглядывая комнату. И признаться, под взглядом этого коренного лондонца что-то как будто изменилось во мне и моем замке, вид которого уже давно был мне так привычен. Словно глядя вокруг глазами гостя, я заметил, что серебро потускнело, драгоценные обивки не так новы и слегка истерты. Все приметы времени, неумолимо терзающего подвластное ему, бросились мне в глаза. Я поспешил проводить гостя в столовую, где уже стоял приготовленный мною ужин.