Призраки не тонут

Сегодня Элой Кальво торжественно вернулся к повседневной жизни. Включив телефон, он обнаружил сотни сообщений и пропущенных звонков. Десятки предложений участвовать в выставках; заказы, поздравления – все это не особо волновало его, однако, разобрав входящую почту, Элой обратил внимание на одно маленькое сообщение от Люсии из студии Дельгадо с известием о выздоровлении Исмаэля, который, как оказалось, пытался свести счеты с жизнью. Виной тому стал успех работ Кальво. Элою даже стало жаль талантливого глупца. Но то был его выбор. Он сам позволил своим друзьям участвовать в своем мероприятии, потому то коса и нашла на камень.

Талант и дар – совершенно полярные явления. Ни один талантливый художник не смог бы противостоять природному дару человека, во власти которого разум и людские души. Исмаэль, как оказалось, был слабаком, не имея сил пойти до конца и закончить начатое. Но, по крайней мере, он жив, а об остальном Элою думать не хотелось.

Было в телефоне еще одно сообщение – предложение стать гостем одного из популярных в Испании телешоу. Главным условием была демонстрация волшебных картин. Организаторы, узнав о случившемся на выставке в Сиджесе, не стали медлить. Сенсации с неба не падают. А рейтинги после визита Элоя Кальво на телевидение несомненно взлетят до небес. Всей стране захочется увидеть магический эффект, лишенный рациональности и логики. Чудотворец ничего не имел против. Новая высота и новые лица, как и немалые деньги – это то, в чем он сейчас особенно нуждался.

Через неделю он был уже в Мадриде готовый ко всему. Маленький растерянный мальчик, обитавший в Элое, успокоился и в кое-то веки принял себя. В душе этого человека больше не было места сомнениям и страхам, когда он предстал перед полным залом зрителей в окружении закрытых белой тканью полотен. Чудотворец из Сиджеса не улыбался, но ликовал, когда ведущий попросил открыть, наконец, его ящик Пандоры. В момент, когда страну захлестнуло блаженным осознанием увиденного чуда, Элой улыбнулся в первый раз. Он встал спиной к залу, к камерам и взял микрофон у бледного, смущенного ведущего.

– Уведите детей от экранов. Отвернитесь и говорите со мной. Я буду слушать. Я буду рисовать.

Назад пути уже не было, и настала новая эпоха. Эпоха чудотворца.

Глава VI

Длинный обеденный стол. Завтрак в молчании и опущенные глаза. Когда принесли чай, почти неприличная тишина переросла в немое возмущение обеих сторон. Каждый из сидящих за этим столом людей не мог решиться заговорить первым.

«Мы молчали, потому что слишком многое хотелось высказать. Слишком громкими стали бы эти высказывания, и бьющая фонтаном гордость сдерживала нас, как могла»

Чай был ароматным и вкусным, завтрак еще лучше, а не пойми откуда взявшийся уют сильно диссонировал с общей обстановкой в доме, где совсем недавно произошла трагедия.

«Хозяйка вернулась домой. Я вернул ей его, но это был целиком и полностью корыстный интерес. Погнавшись за двумя зайцами, я, казалось бы, поймал обоих. Картина Ван Гога уже давно была моей. Айелет следовать примеру ценного полотна не спешила. Только позволяла смотреть»

Луис организовал похороны Адама Скаата. Это были скромные проводы без громких речей и горьких слез. Айелет держалась на удивление стойко. И только ее лицо выражало глубокую боль, просачивающуюся сквозь карие зеркала, блестевшие на зимнем солнце. Когда-то полные задора и хитрых искорок, глаза теперь сновали по присутствующим на прощании людям и что-то искали в их нарочито печальных лицах. Разглядывая скорбный профиль госпожи Скаат, Гальярдо представил награду, которую он получит, когда найдет и бросит к ее ногам головы убийц, посмевших разрушить и без того несчастную семью. Награду весом в пустую улыбку и теплый взгляд уважения.

Поводом могли послужить и дальнейшие хлопоты, добровольно взваленные на себя Луисом. Он играючи уладил всевозможные проблемы со вступлением дочери Адама Скаата в права владения имуществом и рассчитывал на вполне заслуженное внимание. Но зря. Эта холодная и ядовитая женщина, вопреки всему, практически перестала замечать его. Ситуация безумно злила Луиса, но он решил держаться до последнего. В конце концов, Айелет имела право на уединение, и траур стал негласным поводом затишья в каких-никаких отношениях этих людей.

Иногда Гальярдо ловил на себе ее прямой взгляд, строгий и полный немых вопросов. В нем читалось нетерпение, словно женщина ждала, когда же гость покинет ее дом. А может и негодование оттого, что Луис не пытался воодушевить и излечить ее душевные страдания. Когда человек не искренен, его очень нелегко читать.