Призраки не тонут

Он шел вперед, надеясь затеряться в паутине улиц родного города, пробираясь сквозь легион душной толпы. Больной и слабый, но невероятно взволнованный. В тот момент Элою ничего не хотелось больше, чем вернуться в магазинчик пряностей и увидеть результат, которого он добился.

Можно ли осознать, что всю свою жизнь ты играл роль другого человека, не следуя парадигмам собственной судьбы? Ведь в каждом из нас заложен сценарий всей нашей жизни наперед. У людей отнимают этот сценарий при рождении и отпускают на волю, заставляя искать свое предназначение самим. Затем мы творим зло, надеясь, что все во благо. Простительна ли игра на спонтанной смене жизненного жанра? Ответить может лишь душа – немая суть. Один лишь замкнутый круг по-прежнему олицетворяет всю человеческую натуру. И Айелет, и донна Хосефа получили свои сценарии, но слишком поздно было что-то менять. Слишком долго они были другими.

Элой не услышал, как кто-то догнал и сильным ударом сбил его с ног, отчего художник отлетел к стене и, больно ударившись, упал на землю. Спустя мгновения его вновь схватили и начали избивать, но Элой не отбивался, смея надеяться, что сможет это пережить. Удары вдруг прекратились, и стало слышно, как обидчика оттаскивают от лежащего парня с разбитым лицом.

– Он убийца! Он убил донну Хосефу! Схватите это чудовище! – кричал мужчина, словно раненный зверь в капкане.

Продавец пряностей Лукас стал очевидцем тех самых последствий, о которых мечтал Элой.

– Отпустите меня! Он что-то дал ей, и ее бедное сердце не выдержало! – бедняга был в шоке и оттого рычал, срывая голос.

Элой поднялся на ноги и вытер кулаком лицо.

– Вам интересно, что я ей дал? Показал портрет. Только и всего. Надежду и право на нее. Очень-очень жаль, что она не смогла смириться. Хотите убить меня? Давайте. По крайней мере, это не будет убийством от рисунка. Но тогда никто не сможет нести свет и красоту этому миру. Никто не увидит себя такими, какие мы есть. Только мне. Мне дана такая сила, – сказал Элой, глядя в глаза разъярённого мужчины, сдерживаемого двумя прохожими.

– Сумасшедший! Вы слышите, что он несет?! Убийца!

– Кто-нибудь, вызовите уже полицию. Разве вы не видите, моя жизнь в опасности, – обратился Кальво к столпившимся наблюдателям, снимающим это буйство на свои мобильные телефоны.

Мужчина вырвался из капканов сдерживающих его рук и снова кинулся на Элоя. Художник бросился бежать. Он, словно жертва безумного гипнотизера, очнулся посреди хаоса, которым так гордился еще секунду назад. И если в тот момент ему и стоило кого-то бояться, то только самого себя, ведь Кальво вновь убил, и в этот раз намеренно. Не каждый человек способен принять собственную душу без серьезных последствий – он либо сойдет с ума как Айелет, либо погибнет, не справившись с осознанием. Так почему же теперь, когда Элой узнал правду, ему было так хорошо и легко? Чему он радовался?

«Я чудовище. Мне нравится играть с людьми и мучить их! Что я наделал?! Чего добился?!»

Обо все этом думал Элой, убегая от человека, жаждущего справедливости и возмездия. Они мчались по узкой улице минуты три, но через некоторое время Лукас начал отставать, а затем и вовсе остановился, неспособный бежать дальше. До хрипоты кричал он проклятия в след гению с гнилой душой и ненавистью к самому себе.

«С днем рождения тебя, Элой Кальво – чудотворец из Сиджеса»

Вторую ночь подряд Элою снились кошмары. Ему являлись бесцветные лица незнакомых людей, одновременно улыбающихся и рыдающих. Мучили страшные образы преследующих его монстров, от которых он пытался спастись в узких улочках Сиджеса, которые сужались так сильно, что Элой застревал меж стен и просыпался в момент удара когтистых лап.

Вечера стали пыткой, простыни превращались в раскаленные плиты, а страх прожигал насквозь. Теперь Элой начал бояться последствий. Он понимал, что в порыве безумного вдохновения причинил зло и практически бравировал им на глазах у десятков людей. В тишине своей квартиры художник, продавший душу дьявольскому искусству, в бреду ожидал своих палачей.

«Они найдут меня. Будут судить. Лишат всего. Они ведь даже имя мое отберут. Может безжалостно наступят на горло, наблюдая, как я задыхаюсь»

Но никто не приходил, а жар все не спадал. Чувство вины то отступало, давая вздохнуть свободней, то накатывало, как цунами, вдавливая в матрас миллионами тонн сожаления.

Очередная ночь мучений протекала по накатанному сценарию, вот только Элой не спешил засыпать. Мурашки пробегали по телу, а простыни были влажными от пота. В висках пульсировала, гнездилась боль, и он, закрыв глаза на долгую секунду-мгновение, как будто уснул. И тут же сильный стук в дверь заставил Элоя подскочить с кровати. Не удержавшись на дрожащих ногах, художник упал на колени.