Призвание

Это не было неожиданностью. Главный хирург фронта Г. М. Гуревич еще раньше предупредил: полковые медицинские пункты нельзя превращать в перевязочные. Врачи ПМП должны уметь выводить раненых из состояния шока, останавливать кровотечения, переливать кровь и кровезаменители, грамотно наложить шину на поврежденную конечность и, наконец, должны уметь сделать вагосимпатическую блокаду по Вишневскому при ранениях груди и накладывать герметические повязки на «сосущие» раны грудной полости.

Кое-что из этого, вплоть до временного закрытия отверстия в грудной клетке, в полковых медпунктах делалось, но вот вагосимпатическую блокаду почти не применяли, то ли потому, что не знали или не умели, то ли в силу каких-то других причин.

Некоторые врачи пытались доказать, что вряд ли следует рекомендовать на полковых медицинских пунктах применять вагосимпатическую блокаду ввиду сложности метода, отсутствия времени и опасности внесения инфекции на месте укола и т. д. Однако вскоре эти же врачи, как только овладели методом блокады, стали ее активными поборниками при ранениях груди.

На совещании договорились об обязательном объеме хирургической помощи в полковых медицинских пунктах, включая такую жизнеспасительную операцию, как вагосимпатическая блокада. Возник вопрос: какую блокаду следует делать — по Вишневскому или по Бурденко?

Все, конечно, знали, что Николай Нилович — Главный хирург Советской Армии и что я его ученик. Поэтому, видимо, думали, что я непременно буду советовать производить блокаду по методу Бурденко.

Однако этот метод для полковых медицинских пунктов был мало подходящим: он требовал специальной хирургической подготовки врача и умения в стерильных условиях обнажить сосудисто-нервный пучок на шее. Метод Вишневского является «закрытым» и технически выполняется проще, без риска повредить сосуды и нервы. Такую блокаду может выполнить любой врач. Вот почему, не умаляя значения метода Бурденко, я отдавал предпочтение блокаде по Вишневскому.

Позднее, когда представилась возможность побывать в Москве и докладывать о своей работе Николаю Ниловичу, я сказал, что, по моему мнению, его метод в условиях полковых медицинских пунктов трудно выполним. Бурденко нисколько не обиделся и даже заметил, что надо действовать сообразно обстановке, а не придерживаться правил, как слепец стены.

Договорились на совещании и о том, чтобы во всех случаях ранений конечности, после перевязки, обязательно накладывать шины и только в таком виде раненых направлять в медико-санитарный батальон или госпиталь, так как от правильно наложенной шины зависел успех последующего лечения.

После совещания решили побывать на двух-трех близлежащих полковых медицинских пунктах. Для этого надо было километров пять-шесть пройти по пересеченной местности и по открытому полю. Шли очень быстро небольшими группами по два-три человека, где во весь рост, где пригнувшись, а в особо опасных местах и ползком. Трудно было без привычки делать такие броски. Я и еще некоторые врачи оказались в хвосте и подошли к полковому медицинскому пункту последними. Тут нам и досталось по поводу необученности пехотному делу! Как мог отшучивался, но понял, что придется приобретать опыт не только в хирургии…

В дальнейшем часто приходилось бывать в полковых и даже батальонных медицинских пунктах, расположенных в непосредственной близости от боевых порядков войск. Постепенно научился делать перебежки, ползать по-пластунски, пользоваться личным оружием и даже метать гранаты. Этому нас обучили друзья — врачи передовых медицинских пунктов. В силу превратностей фронтовой обстановки им нередко приходилось держать в руках не только скальпель, но и автомат.

Было много случаев, когда фронтовых врачей и сестер награждали за то, что они не только спасали раненых, но и с оружием в руках защищали их.

Василий Прокофьевич Артамошин, командир хирургического взвода медсанбата 48-й стрелковой дивизии, и его товарищи были награждены орденами за то, что, взятые врагом в полукольцо, храбро вступили в бой. Взяв на себя командование, В. П. Артамошин хорошо организовал оборону, отбил все атаки фашистов и заставил их отступить.

После этого случая генерал-майор Г. Н. Корчиков — командир 48-й дивизии — проникся глубоким уважением к медикам и стал частым гостем в медсанбате. Ведущего хирурга, вопреки военным правилам, он называл не по званию, а по имени и отчеству. А когда грузовик, на котором ехал Артамошин, подорвался на противотанковой мине и Василию Прокофьевичу повредило ногу, Корчиков просил меня оставить его на попечение хирургов медсанбата. Генерал говорил:

— Он нам нужен до крайности. Хороший человек, отменный хирург. Да и как командиру ему цены нет, побольше бы таких!

Почти все лето 1943 года 44-я армия стояла в обороне, лишь на отдельных участках шли бои местного значения.