Призвание

Ценой упорной борьбы, длившейся целый месяц, удалось спасти раненому руку. Правда, мышечной ткани в области плеча осталось немного, но рука полностью сохранила подвижность.

Поставив на ноги раненых, перенесших газовую гангрену, вновь с благодарностью вспоминал А. В. Вишневского, научившего меня понимать раневой процесс с позиций нервизма и лечить тяжелые осложнения после огнестрельных ранений. Уметь лечить гнойные раны — большое искусство, и врач получает огромное удовлетворение, когда удается спасти жизнь и вернуть в строй раненого, перенесшего газовую гангрену.

Наконец нам на смену прибыл долгожданный фронтовой госпиталь, который до этого все еще находился в свернутом состоянии в районе Камышина. Передали ему нетранспортабельных раненых — их оставалось около 40 человек. Как досадно, что в период массового поступления раненых нам на помощь не прислали хотя бы его передовую группу! Это намного облегчило бы наше положение, а главное, позволило бы улучшить помощь тяжело пострадавшим.

Быстро собравшись, выехали на новое место, в район города Шахты. Там нас уже с нетерпением ждали. Медсанбат должен был срочно отбыть в район боевых действий дивизии.

Не успели разместиться и оборудовать помещение, как начали поступать раненые. Это были в основном бойцы кавкорпуса, того самого, который еще совсем недавно лихо проходил поэскадронно мимо нашего госпиталя в Тормосин, направляясь в рейд по тылам врага. Не все смельчаки вернулись обратно, многие из них сложили головы в боях за Родину…

Раненых привезли в санях, закутанными в тулупы и полушубки. Повязки промокли, загрубели, издавали зловонный запах — видно, не хватало перевязочного материала, а может быть, и негде было менять повязки. Мы бережно снимали бойцов с саней, на носилках переносили в сортировочное отделение, поили горячим чаем. Тех, кого можно, мыли в бане и отправляли в перевязочные и операционные.

И вновь врачи и сестры трое суток без отдыха стояли у операционных столов. Мужество и выносливость раненых поражали: при самой тяжелой операции не слышалось ни стона, ни криков, только лихорадочно блестели глаза, скрипели зубы…

В одну из таких ночей меня вдруг срочно позвали в палатку, где оперировала легкораненых молодой, недавно прибывший к нам врач — Галя Дмитриева. Она лежала на кушетке и стонала. Осмотрев ее, сразу же понял — острый аппендицит.

Было три часа ночи. И, как на грех, забарахлил движок — начал чихать, а потом и вовсе заглох. Откладывать операцию до утра нельзя — нагноившийся аппендикс мог легко прорваться, и тогда дела будут плохи — разовьется перитонит. Зажгли светильники, сделанные из гильз. Свету от них, конечно, не ахти сколько, но что поделаешь! Уговариваю Галю согласиться на операцию, убеждаю: «Вы ведь врач, и не хуже меня понимаете, что может быть, если промедлим с операцией…» Наконец Галя согласилась. Понимала ли она, что оперировать ее придется почти вслепую…

Лена дала больной эфирный наркоз, Чуркина и Лапина ассистировали. Когда вскрыли живот, я пальцем «вывихнул» в рану огромный флегмонозный отросток, который с минуты на минуту готов был, как бомба, разорваться. И тогда быть катастрофе! Бережно, подобно саперу, обезвреживающему мину, освободил воспаленный отросток от рыхлых спаек, перевязал брыжейку отростка, пережал у основания. Теперь надо отсечь его между зажимом и лигатурой. Операция в разгаре, а светильник то горит сносно, то начинает трещать и гаснуть. Принесли другой — тоже чадит. Пришлось ждать, когда наладят освещение. Все волновались — рядом легковоспламеняющийся эфир, долго ли до беды; кроме того, в рану могла попасть копоть и грязь от светильника.

Когда наконец операция закончилась, все облегченно вздохнули. Подруги на руках отнесли Галю в палату рядом с операционной. К общей радости, она быстро поправилась и снова заняла свое место в строю. Но моя «расписка» на животе осталась и поныне. При встрече Галя непременно вспоминает об операции при коптилке…

В итоге зимней кампании, к концу марта 1943 года уже на всем необъятном фронте от Черного до Баренцева моря обозначилось резкое изменение обстановки в пользу Советской Армии. Понеся колоссальные потери, противник откатывался на запад. На нашем, южном, участке линия фронта проходила тогда в районе Лисичанск — Таганрог.

Весна в том году наступила рано. В марте дороги уже развезло — ни проехать, ни пройти. А у нас скопилось более 300 тяжелораненых. Вывезти их никак не удавалось — машины, не доходя до госпиталя, застревали. Мы оказались как на острове, отрезанные от продовольственных баз и фронтовых госпиталей. Через связных посылали тревожные сигналы в тыловые учреждения армии и фронта. Однако результатов не было.