Призвание

Когда вдруг к нам, в армию, наведывалось начальство, полковника Тарасенко было не узнать. Он страшно нервничал, готовясь к рапорту, беспрестанно поправлял портупею и погоны, одергивал китель. А когда подъезжала машина и начсанупра фронта неторопливо вылезал из машины, Александр Маркович рысью бежал навстречу. Замерев в пяти шагах от генерала, он лихо брал под козырек ибуквально отчеканивал рапорт. Потом они здоровались за руку, видимо весьма довольные друг другом.

Мы с начсанармом часто выезжали в госпитали или медсанбаты, и я не раз видел, как Александр Маркович сердился, если подчиненный — начальник госпиталя не умел доложить по всей форме.

Начальником большого ГЛР был известный акушер-гинеколог Глеб Владимирович Степанов, мягкий, деликатный человек. Он постоянно терялся, рапортуя полковнику, и бормотал что-то невнятное. Но зато в деле он был незаменим. Никто не умел так хорошо оборудовать госпиталь в подчас совершенно неприспособленных помещениях. Персонал госпиталя любил и уважал своего начальника за простоту и справедливость. По дороге в госпиталь я обычно горячо убеждал Александра Марковича не обращать внимания на неумение Степанова стоять навытяжку и рапортовать. Ведь врач и организатор-то он отменный. Тарасенко и сам сознавал это, и тем не менее ему стоило большого труда сдержать себя и не «разнести» доктора по тому или иному поводу.

Впрочем, один случай вскоре изменил отношение начсанарма к Глебу Владимировичу. А было это так.

Однажды Г. В. Степанов получил распоряжение развернуть госпиталь на 600 коек в одном из населенных пунктов. В его распоряжении оказалась одна уцелевшая хата и пять палаток.

Сначала Глеб Владимирович старался убедить начальство, что выполнить приказание в таких условиях невозможно. Но приказ есть приказ, тем более, что выполнения его настоятельно требовала обстановка. Прошло четыре дня, и полковник Тарасенко приехал лично проверить, как справился со своей задачей начальник госпиталя. Он был поражен: госпиталь мог в любой момент принять сотни раненых! Глеб Владимирович сумел приспособить под палаты полуразрушенные здания школы и клуба. Начальник госпиталя получил тогда от начсанарма вполне заслуженную благодарность.

У А. М. Тарасенко я учился службе. Он говорил, например: «Бойся начальства не тогда, когда часть ведет бой, а тогда, когда она стоит в резерве или обороне». Действительно, в период затишья начинались нескончаемые проверки. Нас проверял санитарный отдел фронта; мы проверяли госпитали и медсанбаты; те в свою очередь выезжали в полки и батальоны. Ох, уж и «нагорало» тому, кто вовремя не сумел «упредить» комиссию и сделать все, как положено.

Доставалось от начсанарма и мне за то, что я, по его мнению, был недостаточно требователен к подчиненным. «Ну, зачем зря тратить время на разговоры и убеждения?! — говорил он. — Приказывайте, а подчиненный обязан выполнить приказ и доложить об исполнении!»

Так Александр Маркович воспитывал во мне, сугубо гражданском враче, то, что представлялось ему необходимыми чертами офицера медицинской службы. Но, должен признаться, несмотря на мою длительную службу в армии, достичь желаемого моему наставнику так, кажется, и не удалось.

Многие его советы и рекомендации я усвоил, особенно о работе армейского хирурга во время боевых действий, когда в медсанбатах и госпиталях скапливалось большое количество раненых и очень хотелось самому встать за операционный стол и помочь хирургам.

— Вы, Владимир Васильевич, являетесь не просто хирургом, — говорил Тарасенко, — а хирургом-организатором.

Пользуясь тем, что мы часто разъезжали по воинским подразделениям в одной машине, Александр Маркович прямо и косвенно «вдалбливал» мне в голову эту мысль. В общем, его аргументы были правильными и сводились к тому, что если не заниматься должным образом организаторской деятельностью, то дело может обернуться плохо, и тогда сотня хирургов не сможет ликвидировать тяжкие последствия нераспорядительности военно-медицинских администраторов!

Я понимал справедливость его доводов, но часто не мог справиться со своей «хирургической душой». Дело прошлое, можно признаться: когда очередная военная операция заканчивалась и ЧП не было, я уезжал по медсанбатам и госпиталям, останавливался в каком-нибудь особенно перегруженном ранеными госпитале и на несколько часов вставал за операционный стол. Тем не менее мне становилось все очевиднее: главное, чем надлежит заниматься армейскому хирургу, — это вопросы организации и тактики военно-санитарной службы. Тут Тарасенко был совершенно прав.

Как писал еще Н. И. Пирогов, «хорошо организованная сортировка раненых на перевязочных пунктах и в военно-временных госпиталях есть главное средство для оказания правильной помощи и предупреждения беспомощности и вредной по своим последствиям неурядицы». Лучше не скажешь! К сожалению, мы и в 1942 году, и даже еще в начале 1943 года, только постигали эту истину на собственном горьком опыте.