-- Всегда они такъ поступали. Такъ они потеряли и свои земли одну за другой, и лса потеряли одинъ за другимъ, и стали арендаторами тамъ, гд были прежде господами,-- такъ и погибли вс, одинъ за другимъ. И все это случилось на моихъ глазахъ, все я долженъ былъ перенести -- и всегда думалъ: "ну, хуже этого, кажется, ужь не можетъ быть," -- а самое-то худшее было еще впереди. Вс они были пустыя, втреныя головы, но дурныхъ людей между ними не было ни одного; да и въ конц концовъ, все это были люди, которые, въ случа нужды, могли заработывать столько, чтобы жить честнымъ трудомъ. Теперь же, теперь даже старое имя угаснетъ со мною; только и осталось, что одна безпомощная женщина, промнявши свое имя на человка, который ничто иное какъ негодяй, какими были вс его предки; этотъ негодяй опозоритъ вмст съ собой и ее -- ее и меня!
Послднія слова старика едва можно было разобрать; онъ закрылъ свое морщинистое лицо старыми жилистыми руками. Готтгольдъ положилъ ему на колно руку.
-- За чмъ вы такъ говорите, кузенъ Бослафъ? сказалъ онъ,-- какъ можете вы обвинять себя въ несчастіи, котораго вы не въ силахъ были предотвратить? напротивъ, вы всегда были добрымъ духомъ ихъ дома!
-- Добрымъ духомъ ихъ дома -- Господи Боже мой!
Старикъ вскочилъ съ мста и быстрыми шагами пошелъ къ берегу. Тамъ онъ остановился, обратившись лицомъ къ морю; его блые волосы разввались по втру; онъ протянулъ руки къ темному морю и опять опустилъ ихъ, бормоча какія-то безсвязныя слова. Готтгольдъ подошелъ къ нему; впалъ старикъ въ ребячество или сошелъ съ ума?
-- Что съ вами, кузенъ Бослафъ? спросилъ онъ.
-- Кузенъ Бослафъ! вскричалъ старикъ,-- ну да, кузенъ Бослафъ! такъ и онъ называлъ меня, и она, а съ ними и вс, а посл нихъ мои дти и дти моихъ дтей!
-- Кузенъ Бослафъ!
-- И другаго-то имени нтъ мн, какъ кузенъ Бослафъ! ну да такъ и надобно, и такъ будетъ написано и на моей могильной плит. А поклялся, что никто въ мір не узнаетъ этого; но я не въ силахъ больше терпть. Если мы совершили преступленіе передъ человчествомъ, то хоть одинъ человкъ долженъ узнать объ немъ, для того чтобы простить намъ нашъ грхъ отъ имени человчества. Я всегда любилъ тебя, сегодня я спасъ теб жизнь, такъ будь же ты этимъ человкомъ.
Онъ опять привелъ Готтгольда къ скамейк.
-- Ты конечно слыхалъ о томъ дл, которое вышло у меня съ моимъ двоюроднымъ братомъ Адольфомъ изъ-за Доллана.
-- Да, отвчалъ Готтгольдъ,-- еще недавно, когда я шелъ сюда къ вамъ, мн живо вспомнилось все это -- и я преклонялся въ глубин души передъ тмъ рдкимъ великодушіемъ, съ какимъ вы уступили это богатое имніе и любимую двушку вашему двоюродному брату, когда узнали, что она его любитъ. Эта фонъ Далицъ, пріятельница Ульрики, передала вамъ это вечеромъ, наканун ршительнаго дня; вдь такъ все это было?
-- Да, отвчалъ кузенъ Бослафъ,-- только передача-то была неврная; та, которая принесла мн эту всть, солгала,-- какъ она писала мн въ Швецію года черезъ два посл того, на своемъ смертномъ одр,-- солгала изъ любви ко мн, надясь этимъ средствомъ привлечь меня къ себ. Несчастная покаялась въ этомъ же и Ульрик, которая, такъ же какъ и я, поврила ея лжи, что я будто бы насмхался надъ нею и скоре соглашусь жениться на какой нибудь лапландк, чмъ на ней. Ну, на лапландк-то я не женился; но несчастная Ульрика вышла замужъ за Адольфа, и когда я вернулся назадъ, она была жена Адольфа и мать двухъ мальчиковъ. Третій ребенокъ -- тоже мальчикъ -- родился у нея черезъ годъ посл моего возвращенія. Оба старшіе умерли въ цвтущихъ лтахъ; третій остался живъ, и этотъ третій мальчикъ былъ -- мой сынъ!
-- Бдный, бдный человкъ! прошепталъ Готтгольдъ.