Про что щебетала ласточка Проба "Б" (СИ)

І'оттгольдъ не смотрлъ уже на игроковъ. Онъ видлъ ее: вотъ она сидитъ въ дтской комнат подл игрушекъ своего ребенка -- трогательно-прекрасный образъ съ двически-нжными и стройными формами. Онъ видлъ печальное лицо, озаренное розовымъ отблескомъ радости, видлъ его, обезображенное ужасомъ и страхомъ,-- онъ переживалъ еще разъ всю сцену, казавшуюся ему уже, и теперь сномъ, а потомъ мечталъ о будущемъ.... Вдь придетъ же оно наконецъ, полное солнечнаго свту, любви и поэзіи!.

Погрузясь въ эти думы, Готтгольдъ потерялъ счетъ времени, какъ вдругъ шумъ за игорнымъ столомъ заставилъ его опомниться. Повидимому, случилось что-то особенное: только Гансъ Редебасъ и Брандовъ еще сидли, вс остальные стояли наклонившись надъ столомъ съ выраженіемъ любопытства; и Рика тоже глядла, такъ усердно, что позабыла оттолкнуть руку ассесора, обвившуюся вокругъ ея таліи...

-- Чтожь, ты держишь? кричалъ Редебасъ.

-- Да.

-- Опять тысячу? Въ такомъ случа, это пятая.

-- Тьфу ты пропасть, да!..

Наступила мертвая тишина, прерываемая только шелестомъ выдергиваемыхъ Редебасомъ картъ, а потомъ опять такой же крикъ и шумъ какъ тотъ, что пробудилъ Готтгольда отъ его мечтаній, только на этотъ разъ такой громкій, что даже пьяный пасторъ вышелъ, шатаясь, изъ своего угла. Готтгольдъ подошелъ къ столу. Его первый взглядъ упалъ на лицо Брандова; оно было страшно блдно; но тонкія губы были плотно сжаты, а въ суровыхъ, холодныхъ глазахъ даже блеснула недобрая улыбка, когда, обернувшись къ приближавшемуся Готтгольду, онъ закричалъ:

-- Они славно общипали меня, Готтгольдъ; но не все коту масляница, попадется и онъ!

-- Только не сегодня! вскричалъ Редебасъ, кладя карты на столъ и длая какую-то отмтку въ своемъ бумажник,-- спасибо!

-- Что это значитъ? спросилъ Брандовъ.

-- А то, что я не хочу больше играть! возразилъ Редебасъ съ хохотомъ, закрывая бумажникъ и тяжело поднимаясь съ мста.

-- Я всегда думалъ, что игру можетъ прекращать проигравшій, а не выигравшій.

-- Если выигравшій не боится за свое дло... тогда конечно!

-- Я требую объясненія! вскричалъ Брандовъ, отталкивая столъ въ сторону.

-- Ахъ Брандовъ, Брандовъ, къ чему такъ горячиться! вскричали въ одинъ голосъ Отто и Густавъ фонъ Плюггены.

-- Или вы опять вступили въ товарищество? возразилъ съ презрительнымъ смхомъ Брандовъ.-- Я требую объясненія тутъ же, на мст! продолжалъ онъ, подходя къ Редсбасу.

Великанъ отступилъ на одинъ шагъ.

-- Ого! вскричалъ онъ,-- теб надо объясненіе? изволь!

-- Перестаньте, пожалуйста, любезный Брандовъ! сказалъ ассесоръ, становясь между ними съ видомъ примирителя.

-- Пожалуйста, господинъ ассесоръ, вскричалъ Брандовъ, отпихивая его въ сторону,-- я знаю, что мн слдуетъ длать.

-- Да и я тоже знаю! вскричалъ Редебасъ, отворяя съ шумомъ окно и крича своимъ львинымъ голосомъ, раздавшимся по всему двору: -- Запрягать, Августъ, запрягать!

Наступила дикая сцена, впродолженіи которой вс кричали какъ сумасшедшіе, наперерывъ другъ передъ другомъ, такъ что Готтгольдъ могъ разобрать только нсколько отдльныхъ словъ. Въ особенности же бушевалъ Гансъ Редебасъ, повидимому столько же отъ страха какъ и отъ гнва, тогда какъ Брандовъ былъ сравнительно, покоенъ и видимо старался отдлить все еще не перестававшаго вмшиваться ассесора отъ трехъ остальныхъ. Тутъ къ этимъ послднимъ присоединился пасторъ, обнаруживавшій всевозможными способами намреніе сказать рчь и дйствительно успвшій начать ее раза два словами: "Любезные друзья мои!"

Три экипажа, давно уже державшіеся на готов терпливыми кучерами, были поданы. Споръ перешелъ изъ комнаты въ сни, изъ сней на подъздъ, съ подъзда къ подножкамъ экипажей.

-- Сочтемся, сочтемся! кричалъ безъ умолку Гансъ Редебасъ;-- тутъ ли ты, пасторъ? ну такъ валяй по всмъ по тремъ!... Сочтемся! проревлъ онъ еще разъ изъ окна экипажа, когда могучія датскія лошади, разбжавшись изо всхъ силъ, помчались рысью къ свернымъ воротамъ, откуда начиналась дорога въ Далицъ, проходившая черезъ лсъ и въ потемкахъ почти совершенно неудобная для зды.

Тмъ временемъ Отто и Густавъ фонъ Плюггены заспорили на послдахъ, еще между собою. Густавъ, ссылаясь на то, что у его экипажа нтъ фонарей, объявилъ, что онъ долженъ хать черезъ пустошь; а Отто, запасшійся фонаремъ, думалъ слдовать за Редебасомъ. Густаву такъ долго приходилось терпть сегодня отъ своего старшаго брата, что онъ счелъ нужнымъ принять этотъ отказъ за злйшее оскорбленіе. Его голову не защищаетъ связка сна и онъ не иметъ малйшаго желанія разбить себ въ лсу черепъ объ деревья.-- Въ такомъ слута онъ можетъ зажечь ту солому, что у него въ голов-то, и свтить ею себ вплоть до дому, возразилъ Отто.

Такъ они и отправились по разнымъ дорогамъ.

-- Это глупо, сказалъ Брандовъ, смотря на удалявшійся экипажъ Густава.

-- Кто передетъ, а кто нтъ, сказалъ Генрихъ Шеель.

-- Всмъ извстно, что ты мастерски правишь.

-- На грхъ мастера нтъ.

-- Такъ ты стало быть не прочь?

-- Вы-то, полно, не прочь ли?

Брандовъ не вдругъ отвчалъ. Онъ думалъ, что это дло гораздо легче; но вдь зачмъ же такъ сейчасъ и ломать ему шею? довольно рукъ и ногъ!