Я помню эти первые глотки. Они отдавались в моем животе, в моих ушах и, кажется, даже в глубоком голубом небе. Это была словно новая жизнь. И казалось, вся степь радовалась тому, что я напился, — свежее пахли травы, веселее журчали кузнечики, и земля снова ждала прикосновения моих детских ног. Степь была бесконечно долгой, бескрайней, она была всей землей на свете. Вы видели долгий, неспешный взгляд казахских стариков? Вот такая и есть настоящая летняя степь.
И кажется мне, что я до сих пор иду там, где солнце, где соль и трава, и голос деда, спокойный и ровный: дойдем, внук, попьем…
Что-то от стресса аппетита нет совсем.
Купил сегодня нам с папой кило сосисок. Хорошие. Оторвал одну, надо же хоть что-то съесть сегодня. Развернул, стал жевать, не чувствуя вкуса. Пришла Котася, надо сказать, со мной она себя ведет совсем по-другому, чем с папой, там она спокойно берет все, что считает своим. У меня же она не ворует, а просит. Не то понимает, что я мягкотелый, не то боится отовариться по жопе, я ведь тапком в сердцах и человека убить могу.
Поэтому Котася мягко боднула лбом меня в ногу и, задрав морду, сказала, что она тоже человек и тоже любит сосиски. И нечестно, живя под одной крышей втроем, втихаря в одно рыло вкусняшки хомячить. Я же тебе приносила полмышки.
Пока экономный папа не видит, отдал сосиску Котасе, я все равно не хочу. Тем более худая какая-то стала, старенькая совсем. А какие у стариков радости, кроме как пожрать.
У пожилого человека привычка — это все. Слом ее — стресс.
А не слом — это, едрена вошь, мытье посуды пять раз в день, потому что вот поел ты ложкой — иди ее и тут же мой. Ножом разрезал пакет, иди помой его, ибо нефиг. Свежие продукты, которые остались от сегодняшнего ужина в количестве только на завтра, не в холодильник, а в морозилку, иначе они портятся… в морозилку, я сказал! И моющее средство для посуды это на вашем идиотском Западе придумали, чтобы у людей последние гроши повытягать, мой просто под горячей водой, а чайные чашки под холодной, не барин. Дай проверю — так и знал, горячая!!!
Я не буду есть свежие гренки, буду старый хлеб, похожий на высохший пластилин, в растительное масло макать, это вкусно и дешево.
Новые ботинки, что ты привез, погладим с любовью, как щенят, заботливо уложим обратно в коробочку и положим в кладовку, старые еще не совсем развалились, будем ходить как санкюлот. Куртка новая? Хорошо, молодец, а то старая истерлась совсем, повесь новую там же, в кладовке, навсегда.
Куда ты лезешь ко мне с ножницами в своих кривых руках, я сам состригу этот волос на щеке. Потом. Кто выглядит как битый кот? Это ты отцу так?
Лучше скажи, ты купил свиную голову, как я сказал? Точно купил? Покажи. Ну ладно, а чего не разрублена? Ах, разрублена, а почему на четыре части, а не на восемь? Маленькая? Не выдумывай. Иди и поруби как надо. Не «подожди», а немедленно, иди сейчас, она испортится! Как зачем рубить на восемь, ты совсем глупый? Не понимаешь, что, если испортится восьмушка, это меньше, чем четверть. Вообще, на фига ты ее купил, лишь бы деньги потратить…
Зачем ты приехал вообще? Не посоветовавшись со мной, мы еще ничего не решили. Если б я знал, что ты собрался вернуться, я бы повесился скорее. Ты решил сам? Смотрите-ка на него, самостоятельный стал… Что? А я пошел бы жить в дом престарелых, и было бы прекрасно.
Ну и что, живут же там люди. Там музыку нельзя включать?
Я же не ложкой по тазу бью, это музыка! Люди моего поколения разбираются в классике, слушали бы со мной, я бы погромче поставил. Как было бы хорошо… Да не выдумывай, это у вас на Западе такие ненормальные дома престарелых.
Все, решено, я иду туда, а ты возвращайся обратно в Германию, живи свою жизнь и будь счастлив.
Как «пенсию заберут»? Там заберут мою пенсию? Гм…
А не может так быть. Это моя пенсия, выдумал тоже.
Сколько с тобой возни, пойду, лягу посплю, устал я от тебя.
Любовью и лаской — так победим.
Собака Белка после курса лечения растолстела и укусила меня за руку.
Не до крови, но больно. И главное — за что, подумаешь, подкараулил, пока уснет, и с криком за хвост схватил. Хищник не должен расслабляться и дрыхнуть на солнышке, я считаю. Гавкает всю ночь, силы теперь много, а днем спит. Не понимаю, как она выдерживает столько орать, у меня бы уже голова отвалилась.
Сражение мы, конечно, проиграем, но этот бой за жизнь выиграли.
Выкинул старый кухонный стол, похожий на столик в купе, поставил еще более старый, но больше. «Ты еще крепок, старик Розенбом». Хотя тоже антиквариат, блин.