Про папу

…Через пять минут в дверь робко просовывается седая голова, похожая на засушенную тыковку, и начинает мне кивать, как голова спаниеля, деликатно просящего, чтобы с ним погуляли.

— Максим, ты… это…

— Что тебе?

— Тебе, может, деньги нужны, а? Там пенсия же пришла, ты возьми у меня сколько хочешь, мне не жалко.

— Не нужны, у меня еще есть.

— А, ну хорошо тогда.

Счастливая голова быстренько исчезает за дверью.

Бывают же такие чудесные дни: и с сыном помирился, и деньги сэкономил.

16 октября 2017 г.

К ночи пошел крупный крымский дождь, такой, как будто кто-то огромной кистью винограда в небе трясет.

Сашка возится в своей комнате. Кошка Котася лежит на верхней полочке. Папа смотрит кино.

А я пытаюсь постичь секрет этой гармонии, чтобы включать ее по желанию.

18 октября 2017 г.

Когда много лет назад папа уехал в командировку и я остался с мамой, мы с ней однажды зашли пообедать в «Шахтерскую» столовую, расположенную как раз под окнами нашей пятиэтажки.

Мне пять лет, я впервые в жизни ем в кафе. С мамой. Помню здание обычной рабочей столовки, оно показалось мне огромным, я и сейчас вижу его таким, корабли и рыбки на стенах, выложенные бело-голубой мозаикой, они мне показались волшебно красивыми.

Запах, необычный, очень вкусный, как мне тогда показалось, состоящий из смеси испарений мокрых тряпок и жареной мясной крошки в темном масле, но я же тогда этого не знал, и мне он показался прекрасным.

Я помню легкий столик и непривычные тонконогие стулья. Мы ели с мамой котлеты и макарошки, кажется. А еще мама взяла жареных оранжевых кабачков.

И вот они были необыкновенно вкусные. Просто необыкновенно, мне и сейчас кажется, что ничего вкуснее я в жизни не ел.

Мама положила их мне на тарелку, и будто сочные огоньки загорелись на ней, круглые ломтики кабачков просто таяли во рту, оставляя после себя нежное сливочное послевкусие.

Мама тоже ела и нахваливала и, видя, как я их уписываю, подошла к кассе взять порцию кабачков еще, но их больше не оказалось — видимо, не только нам с мамой они понравились.

И тогда мама, вернувшись, придвинула мне свою тарелку, сказав: «Я больше не хочу».

Я был маленький тогда и съел все. Помню последний ломтик, ярко-оранжевый, как солнце, нарисованное в детской книжке, в облаке сливочного нежного соуса…

…Проходили годы, все менялось в нашем микрорайоне, а старая «Шахтерская» столовая продолжала стоять.

И не раз, наказанный родителями, зареванный, я подходил к окну и смотрел на столовую. На рыбок и корабли — скрытые за стенами, но я все равно ясно их видел сквозь кирпич.

Там мы однажды ели с мамой волшебные кабачки. Где меня еще любили просто так, за то, что я есть на белом свете, а не за то, хорошо я учусь или плохо, занимаюсь музыкой или нет…

22 октября 2017 г.

Первый погребальный обряд возник не у человека разумного, а у неандертальцев. Именно в их захоронениях находят окаменелые остатки еды, что клали в могилы ушедших, и даже следы цветочной пыльцы.

Уже неандертальцы верили в то, что человеческое существование не прекращается с физической смертью тела?

Может быть.

Но какой смысл тогда закапывать вместе с холодным телом остывшую еду во времена, когда был ценен каждый ее кусок, и класть рядом сорванные цветы? Или неизвестно было тогда, что мертвые не едят? Неандерталец лучше нас знал, сколько хранится оставленная пища и во что она превратится уже через неделю вместе с телом покойного. Что уж говорить о цветах, сминаемых комьями земли мгновенно.

Потому, мне кажется, все могло быть и иначе.

Живому судьба умереть. Так было, есть и будет. Но, покорно бездействуя, соглашаться с этим… Как, вопреки реальности, выразить в последний раз любовь и надежду?

Поцеловать или по-неандертальски лизнуть холодный лоб? Этого так мало, да и покойный безучастен. Он не слышит меня больше, не чувствует.

Но дедушка, мама или друг так любили жаренные на углях птичьи желудочки. Возьми их с собой, я знаю, что ты уже не поешь их, но пусть они будут, а вдруг…

И вот эти семена… Помню, в дни, когда солнца много, мама вечером сядет у костра, горсточку в ладонь возьмет и одну себе в рот, а другую мне. И шелуха у нее на подбородке, я, маленький, все время пытался ее погладить, как жесткую бороду отца, а мама почему-то сердилась, ей нравилось сидеть вот так, со смешной бородой из мокрой шелухи, и смотреть на огонь.

Потом разом смахнет ее в гаснущие угли, те зашипят…

Неужели не будет этого уже никогда?

Мама, возьми с собой этих семян. Горсточку, как ты любила. Вот, я кладу их вместе с тобой.

Я уже знаю, чем закончится эта книга.

24 октября 2017 г.

Вчера в конторе Водоканала выяснилось, что папа перепутал платежки и я один и тот же счет, за починку нашего счетчика, оплатил дважды.