Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия

Андрей шел домой вдоль ограды Центрального банка. Напротив, на другой стороне Неглинки, нежданно-негаданно увидел открытую хинкальную. Он любил там бывать и совсем было решил перейти улицу и посетить «заведение». Но вовремя вспомнил о пирожках и жареной курице от патриарха. И о бутылке крымского портвейна, появление которой совпало с призраком из «Чистой случайности – 200». По крайней мере сегодня не придется думать, чем заняться вечером. Эта мысль подстегнула его, он быстро миновал Звонарский и Нижний Кисельный переулки, нырнул в преисподнюю торговой галереи и через систему подземных ходов и кодированных лифтов добрался к себе, на пятый этаж дома, стоящего между Центробанком, Сандуновскими банями и рестораном «Белое солнце пустыни».

Он вновь притащил в гостиную корзину с пирогами, жареной курицей и бутылкой крымского портвейна. На кухне незнамо откуда оказался даже граненый стакан. Отворил настежь огромные – от пола до потолка – створки окон, уселся в кресло и вытащил штопором пробку из темно-зеленой бутылки с портвейном. За окном в сторону Кремля убегали крыши гостиницы «Будапешт», ЦУМа, Большого театра. Неподвижно висел флаг над куполом Центробанка. Андрей налил портвейн в стакан. По комнате разлился его приторно-сладкий, неповторимый запах. Он старался вообще не пить, а крепленый портвейн и подавно. Но сегодня был тот случай, когда устоять перед своим прошлым было невозможно. Прошлым… Далеким и прекрасным.

* * *

Дача номер один в Нижней Ореанде сразу не понравилась Раисе Максимовне. Как только муж стал Генеральным секретарем ЦК КПСС, она уговорила его построить новую резиденцию ближе к Севастополю, в поселке Форос. Место не ахти – рядом трасса Симферополь – Севастополь, берег усыпан ребристыми булыжниками, как будто их притащили сюда со строительства дороги. Но все зависит от архитектора, и она посвятила себя проектированию их будущего дворца. Раиса Максимовна торопилась. Два здания для летнего отдыха партийных руководителей Советского Союза в Нижней Ореанде казались ей старыми и обшарпанными. Недостойными руководителя ядерной державы. В них ее преследовали фантомные запахи водки, лаврового листа, жареной барабульки и шашлыка – обязательных атрибутов многочисленных застолий, которые обожал Никита Хрущев, строивший эти два здания под себя. После него – Леонид Ильич Брежнев, которому было вообще «по барабану», где жить.

Вот если бы Ливадийский дворец? Окруженный густо-зелеными стройными кипарисами и пальмами, он стоял на горе, всего в нескольких сотнях метров от Нижней Ореанды. Ее сознание грело, что в нем жил император Николай Второй, Иосиф Сталин и даже президент США Рузвельт, когда в феврале сорок пятого там проходила Ялтинская конференция. Но Михаил Сергеевич даже слушать не стал, когда она попыталась начать разговор на эту тему. Лишь заявил, что ему будет стыдно перед партийными товарищами, если они займут Ливадийский дворец, к тому же давно превращенный в музей. Она от него отстала. Но взамен предложила построить нечто грандиозное рядом, и муж устоять не смог.

В то лето комплекс «Заря» – так называли официально объект в бухте Форос – лишь готовился к сдаче. Горбачевы не стали ждать его открытия в Москве, и Раиса Максимовна скрепя сердце согласилась провести еще месяц-другой в Нижней Ореанде. Заодно можно следить и за отделкой комплекса в Форосе.

Остановилась на госдаче «Глициния», отделанном желтым песчаником доме, большом и неудобном. Особенно сейчас – когда Михаил Сергеевич работал в Москве, а она жила здесь вдвоем с дочерью. В их распоряжении были лучшие советские артисты, кинофильмы и спектакли. По мановению волшебной палочки труппа любого московского или ленинградского театра могла сорваться с места и прилететь сюда. В эту резиденцию еще со времен Хрущева привозили любые кинофильмы, даже американские и французские. Планировалось, что все здесь должно располагать к отдыху. В том числе огромный кинозал с мягкими высокими креслами. В них можно было сначала утонуть, а потом и уснуть.

На третий день после приезда Ирина начала отчаянно скучать. Поездка на катере в Форос на развлечение не тянула. Мать ходила с ней по огромному дому их новой резиденции и по-сволочному придиралась к рабочим. Ей не нравилось всё – от меди на крыше до цвета штор на окнах, формы унитазов и кривизны дверных ручек. Ирина чувствовала себя неуютно и едва дождалась, когда мать «напилась крови» и они вернулись в «Глицинию» с ее обычной сонной пустотой. Когда Михаил Сергеевич был в отъезде, все куда-то разбегались, даже прислуга старалась лишний раз не показываться Раисе Максимовне и Ирине на глаза. Друзей и подруг, которых можно было пригласить с собой летом на море, у Горбачевых не было. Терпимых родственников тоже. Были братья у мамы с папой, но их в семью не пускали. Мама Михаила Сергеевича сама не горела желанием уезжать из Привольного. Приходилось торчать в семейном одиночестве. Читать, есть и спать. Вот и сегодня, на следующий день после поездки в Форос, ей не хотелось идти никуда, даже к морю.