Проданная ему

Потом я месяц лежала на сохранении и молилась Богу, чтобы сохранили мою девочку. Ради неё я вынесла многое, не каждая бы это пережила в здравом уме. В больнице сказали, что упала с лестницы, правда, лечащий врач скептически улыбнулся, но свое мнение держал при себе. В частной клинике никому ничего доказывать не надо, даже если видишь, что откровенно вешают лапшу на уши. Мне было все равно, после выписки я неделю пробыла дома, а потом у меня открылось кровотечение. Та ночь стала моим персональным кошмаром. И то, что Лизка сейчас бегает, хохочет, ничем не отличается от других детей, большая заслуга врачей. И денег Градовских.

— Салфетки в бардачке, — слышу спокойный голос Руслана, выдергивающий меня из воспоминаний. Опять лицо мокрое, шмыгаю носом и послушно достаю коробку с сухими салфетками.

— Я на самом деле не плакса, — оправдываюсь, комкая в руках салфетку. — Просто нервы к черту, реву, дай только повод.

— Всё нормально. Ты очень сильная, — встречаемся глазами, шмыгаю носом. Эти слова… Они как бальзам на душу, я чувствую, что мне нужны были эти слова, нужна банальная поддержка, ощущение того, что я не одинока в борьбе против несправедливости.

— Спасибо, — смущенно улыбаюсь, опуская глаза. Руслан кивает головой, едва улыбаясь в ответ.

Мы без происшествий доезжаем до моего временного дома. Я уже поворачиваюсь в сторону водителя, чтобы поблагодарить за вечер, утро, за вовремя сказанные мне слова. Но все вылетает из моей головы, когда я вижу возле подъезда до боли знакомый джип. Руки холодеют, начинают подрагивать от внутреннего напряжения.

Вжимаюсь в кресло, забыв, что рядом находится Руслан. Нервно комкаю несчастную салфетку, едва дышу. Когда открывается дверь джипа, я хочу превратиться в невидимку. Артем мельком бросает взгляд в нашу сторону, смотрит внутрь машины, и тут я подрываюсь, поспешно отстегиваю ремень безопасности.

Я забываю поблагодарить и попрощаться с Русланом, я забываю свои плохие мысли, я забываю все, что можно забыть, кроме того, что сейчас возле чёрного джипа топчется моё маленькое чудо, норовя залезть в ближайшую лужу. Сердце радостно екает, ноги несут меня в их сторону, я оказываюсь возле мужа и Лизки, сразу же присев перед дочкой.

Лиза не пугается, не плачет, не прячется за Артёмом, приветливо мне улыбается. С тоской замечаю, что у неё появились новые зубки, которые вылезли без меня. Она подросла, это заметно, когда не видишь своего ребёнка неделями.

— Привет, Лиз, — сжимаю кулаки, чтобы не схватить дочь, не прижать к себе, не спугнуть эту минуту доверия. Дочка смешно выпячивает губки, произносит что-то неразборчивое, протягивает ко мне ручку и тыкает в щеку. Прикусываю нижнюю губу, борясь со слезами, осторожно ловлю её ладошку и целую пальчики. Не одергивает руку, наоборот, делает шаг ко мне, и через мгновение я уже не я, я забываю о присутствии Артёма, забываю прошедший вечер. Это не важно, важно то, что сейчас я обнимаю своего ребёнка, важно то, что она сама потянулась ко мне. Важно то, что сейчас мы с ней дышим в такт.



21

Счастье есть. Оно в улыбке дочери, в ее смехе, в ее топоте. Счастье имеет голубого цвета глаза, мягкие светлые кудряшки. Счастье пахнет ванилью и чем-то сладким. Счастье снуется под ногами и сует свой маленький носик повсюду. Счастье меня обнимает. И я обнимаю… А еще по-дурацки плачу, но при этом улыбаюсь от радости, от возможности быть рядом с дочкой и смотреть на нее.

— Она на тебя становится похожей, — замечает Артем, когда Лизка, схватив поварешку, убежала в комнату. Улыбаюсь мужу благодарной улыбкой. Да, я оценила его жест привезти сегодня дочку, молчаливо наблюдать за нами.

— Еще поменяется, — отворачиваюсь к плите, чтобы поставить чайник. — Кофе нет, чай будешь?

— Мне все равно. Там, во втором пакете, фирменный пирог от Алевтины.

— Это так мило с ее стороны.

Алевтина — универсальный сотрудник у Градовских. Ей около сорока, но она давно работает в этой семье в роли экономки, следит за порядком дома, но чаще всего обитает на кухне. Еда, приготовленная ее руками, просто таяла во рту. Ее не раз пытались переманить в другое место, обещали высокую зарплату, график свободнее, но Алевтина умела быть преданной и благодарной. Когда ей было восемнадцать, именно отец Артема дал ей работу, позволял совершенствовать себя в кулинарии, поощрял и поддерживал. Возможно, даже спал с ней, но эти мысли держала при себе — чужие личные дела меня не касаются.

— Она передавала тебе привет, — Артем склоняет голову набок и следит за каждым моим действием, как хищник за добычей. Первые тридцать минут я ждала агрессивного прессинга с его стороны, упоминание по поводу отказа от родительских прав, но ничего подобного не было. Он привез сумку с необходимыми вещами для Лизки, прихватил ее игрушки, взял пакет с едой. Его забота чем-то напоминала заботу Руслана, но я запретила себе сравнивать этих мужчин друг с другом.

— Как поживают твои родители?

— Нормально. Переживают за нас, но не лезут с советами, считают, что мы сами должны разобраться между собой.

— Мы вроде, как все уже выяснили.