Проданный ветер

– Так это тебя за генерала приняли? – давясь от смеха, выдохнул неизвестный. – А я признаться разволновался сильно, из-за раздумий разных! Ну как же, целый русский генерал в этих краях объявился, а это как не крути полномочия генеральские, солдатики опять же должны быть при чине-то таком.

– Никак ты, Сулима? – ошарашено выпалил пленник, пытаясь рассмотреть сидевшего.

– Узнал, стало – быть, старика? Это хорошо, значит сразу, к делу перейдем. Садись на лавку у окна, генерал. У вас, кажется, говорят, что в ногах правды нет?

– Не сгинул, значит, раб божий? – буркнул Орлов, с трудом садясь на лавку. – А я уже думал, что и не свидимся на этом свете.

– Ну, это ведь человек предполагает, а Господь располагает! Скажи лучше, кто же это тебя в генералы то произвел? Самозванствуешь? Грех же это! Даже и не знаю, как к тебе сейчас обращаться, по старинке – ваше превосходительство, или ваше сиятельство?

– Хоть и ловок ты больно, но силенок у меня еще хватит, что бы вот этой вешалкой, по голове тебя садануть, как ты инженера. Говори, чего хотел! Жалею, что раньше не разглядел под рясой нутро твое подлое. Рясу то смотрю, на шубу поменял богатую?

– Зря ты со мной в таком тоне, офицер, – ответил, Сулима, покачав головой. – Я ведь у вас в обозе и столовался вместе с тобой, а по старой памяти и доброте душевной, и помочь могу.

– Никак совесть проснулась христианская?

– Ну, ты же уже все давно смекнул, почему я здесь и что меня интересует? – тихо проговорил монах, бросая на стол роскошную бобровую шапку.

– Я не гадалка, ты говори, а я послушаю.

– Из-за вашей экспедиции, я тут ноги себе стаптываю, – со вздохом проговорил Сулима. – Не предполагал я, что ты поручик таким резвым окажешься, никак не предполагал. Едва вас тут успел перехватить, почти у стен вашего Ново-Архангельска, да не ожидал. Бес раньше времени попутал, за мешок схватиться! Уже потом глянул содержимое, а там парода пустая, нет ни каких проб, никаких описаний к местности привязанных. Понял я, что промашку дал, вот и пришлось за вами снова гнаться. Раз не оказалось ничего интересного в мешках – значит, думаю, что у инженера в голове все держится, вот я и прилетел сюда на собачках.

– Значит зря суетился, Сулима, – со вздохом отозвался поручик, – контузили его дружки твои, навряд ли он, что то помнит.

– Не огорчай меня, офицер, – прошептал монах, перебирая четки, – я ведь тебя с инженером вытащить отсюда могу. От добра добра не ищут! Так, кажется, вы русские говорите?

– Да мне-то все равно, веришь ты мне или нет, – вытирая рукавом, лицо пробормотал поручик. – Говорю же, не в себе он! А Сулима, смотрю на старости лет, золотишком удумал озадачиться? На небо же с собой не заберешь! Разве стоит из-за этого на старости лет, по лесам на собаках гоняться не понятно зачем?

– А я не для себя стараюсь! – выпалил тот с остервенением. – Для ордена своего силы трачу, а значит во славу Рима! Было у меня подозрение, что карта с местами нужными с основным обозом пошла, да мешки с образцами в сомнение ввели… Вот я и хочу предложить в обмен на свободу, наложить цифирь нужную на карту, где вы золото коренное нашли. Ты, офицер, с инженером мне подсобишь, а я вас из плена вызволю. Ну как тебе мое предложение?

– Предложение может быть и занятное, только с чего ты вообще взял, что мы разведку на золото вели? – с безразличием уточнил Орлов. – Руду мы здесь искали, а не золото!

– Ну, хватит уже! – рявкнул, монах вскакивая. – Я все про вашу экспедицию знаю скрытную!

Пленник внимательно посмотрел на потное лицо монаха и точно с таким же безразличием спросил:

– Я может быть, всего не знаю, а тебе-то это откуда ведомо?

– Из донесений наших конфидентов и приятелей, прикормленных в самом Петербурге! – со злостью выпалил тот.

– Не ведомо мне кто там тебе и чего нашептывал, зря время теряешь.

– На костер торопишься, офицер? – со злостью выдавил Сулима. – Не согласишься мне помогать, так я все одно через инженера вашего до правды докопаюсь. Он ведь хоть и взглядами якобинскими отравлен до невозможности, но под пытками с пристрастием все выдаст, как на духу. Да и строй ему ваш самодержавный, опостылел уже до крайности самой! А я ему жизнь безбедную предложу и думаю, что не откажет он мне старику. Тебе-то самому не тошно будет, как боевому офицеру, смерть принимать лютую, от вонючих аборигенов? Я ведь за голову инженера твоего, целый бочонок водки вашей привез Лису, шабаш тут скоро начнется несусветный. Ну, а согласишься на меня работать, так я тебя вместе с инженером заберу, за еще один бочонок водки. Видишь, как не дорого твоя голова стоит? Ну и каков будет ответ, генерал?

Поручик пристально посмотрел в бегающие глазки монаха и твердо проговорил, сквозь стиснутые зубы:

– Я, Сулима, человек военный, на верность самому императору присягал. Мой долг, за интересы империи муки принимать, да врагов вроде тебя, с твоим дружком покойным Конели, на границе империи укрощать. А ты меня в гниды записать норовишь? Ничего ты в этой жизни не понял, монах!