— Нет, я больше теперь как-то по женским любовным романам, — в тон мне ответил он. — Гормоны, сам понимаешь. Дурень ты, Антоха. Но, слава Богу, не безнадежный, как я погляжу.
— И что сие значит? — тут же напрягся я.
— Сам поймешь, — коварно усмехнулся Варавин. — Думаю, скоро.
— Да ну тебя, — отмахнулся я и стал снова пинать мерзлые листья. — Вот ты мне скажи, эта твоя хрень со своим человеком. Это вообще как? Типа шел, увидел и тут же понял — мое-о-о.
Никита опять взялся за обламывание мертвых веток, морща лоб и выглядя задумчивым, а может просто вспоминал.
— Вовсе не обязательно, чтобы вот так сразу. Жизнь-то не сказка, чтобы все в секунду делалось, — наконец ответил он. — Хотя… Мы же с Ольгой росли почти по соседству, чуть ли не каждый день пересекались. А однажды иду по улице, а она впереди, пакет с продуктами из магазина несет, зеленый такой, — взгляд Варавина остановился, и он вдруг улыбнулся как-то смущенно и счастливо одновременно, что показалось, в этом чертовом саду сразу в разы потеплело. — И тут как обернется… А я гляжу на волосенки ее, ветром растрепанные, на щеки и нос в веснушках и понимаю, что дышать не могу. В общем, шел я себе по своим делам, а тут раз… и все.
— Что все? — я уставился на его кулак, которым он сейчас тер ребра.
— Попал я. Насовсем, — пожал Никита плечами, будто говорил самую очевидную вещь в мире. — А она тогда же еще соплячка шестнадцатилетняя была. Но я ей сразу сказал — про других забудь. Только отучусь — сразу женимся. И к отцу ее перед отъездом в город пришел.
— А он что? — не мог не улыбнуться, представив себе это явление решительно настроенного Варавина.
— Ржал надо мной. Сказал, время покажет. А чего ему показывать? Все один раз показано. Я и всем пацанам местным провел инструктаж с предупреждением. Объяснил, что оторву и куда засуну, если к моей Ольге кто близко подойдет, — он потряс здоровенными кулачищами.
Ясное дело, что местные вняли таким его аргументам. Я бы тоже принял их во внимание.
— А я, если честно, думал, что ты слегка по расчету женился, — не стал скрывать я. — Прости уж.
— Да ерунда, — махнул он рукой. — Так многие думают и по сей день. Нам с Ольгой без разницы.
— И что, ни разу не хотелось ничего и никого другого, Никитос? Ты же вроде с нами всегда тусовался, не сидел монахом. Ни за что не поверю, что соблазна не было.
Никита вдруг помрачнел так сильно, что меня аж передернуло. Чего я лезу вечно со своими вопросами? Надо было до всего докопаться, доковырять. Вот же, мля, профессиональная болезнь.
— Был, Антоха, — Варавин ответил тихо, но при этом как-то зло и явно нарочно избегая встречаться взглядом. — И я ему поддался. Один раз.
Я на пару секунд завис. Как-то все это…
— И что же? — буркнул, чтобы сказать хоть что-то.
— Ничего.
— В смысле? Не понравилось? — Нет, ну не дебил ли ты, Антоха.
— А при чем тут понравилось или нет? — на щеках Никиты вспыхнули красные пятна. — Секс на то и секс, чтобы нравиться, особенно нам, мужикам.
— Ой не скажи, Никит. Секс сексу рознь. — Да заткнись ты уже, Чудинов.
— Ну, ты у нас профи, тебе виднее, — вздохнув, Никита принялся с новой силой ломать не угодившие ему ветки. — А вот мне потом так погано было… В общем, повторений для осознания мне не потребовалось, Антоха. На то нам Бог мозги и дал, чтобы понимать, когда мы совершаем ошибки, и делать из них выводы.
— Ясно. Однолюб ты у нас, Варавин. Наверное, даже завидую тебе. Хотелось бы знать, каково это — иметь такую полную однозначную ясность.
И я не кривил душой, говоря это. Кто не хотел бы быть однозначно уверенным, что вот именно этот человек и есть источник твоего счастья и останется им даже годы спустя.
— Еще узнаешь, Антох. Какие твои годы.
— Ну да, ну да. Слушай, а Ольга знает? Ну, об этой твоей… ошибке.
— Нет. Зачем это? — Варавин оглянулся на окна дома с почти суеверным страхом. — Это моя ошибка, Чудинов. Мне с ней и жить до скончания века.
— А как же полная честность в семье и все такое?
Никита повернулся ко мне и уставился прямо в глаза.
— Ты сделаешь что-то, чтобы нарочно причинить боль человеку? — раздраженно спросил он. — Любому, даже чужому-постороннему?
— С чего бы это? Я же в своем уме.
— Вот и я в своем, Антоха. Я совершил косяк, я — не Ольга, — махнул он рукой в сторону дома. — Она не виновата, никак меня к этому не подтолкнула. Только мое любопытство или черт знает еще что. Но это никак мое восприятие Ольги как главного человека в моей жизни не поменяло. Наоборот, все стало очевиднее некуда. И с какой стати я тогда должен с ней делить груз этой ошибки, зная заранее, что это причинит ей боль?
— И что же тогда? Ты просто решил простить себе и забыть тот случай?
— Нет. Не простил и тем более не забыл. Просто научился жить с этим опытом. Думаешь, я в этом не прав?
Так, надо закругляться. Чего это меня практически допрашивать его потянуло? Весь разговор какой-то вышел кривой и неуместный, а вопросы мои вообще шедевральны.
— Не спрашивай меня. В чем-чем, а в этих вопросах я полный ноль. И вообще, Никитос, ты такой, мать его, правильный, что у меня уже от тебя долбаный токсикоз начинается.