Читаем Профессия: разведчик. Джордж Блейк, Клаус Фукс, Ким Филби, Хайнц Фельфе полностью

Вдруг сердце екнуло. В дверь постучали… Постучали не сильно, но уверенно. В одно мгновение в ящик стола полетели штатив и камера. Уже подойдя к двери, Фельфе оглянулся и увидел, что настольная лампа горит предательски ярко. Моментально выключив ее, он открыл дверь и выглянул в коридор. Перед Фельфе стоял старший дежурный по центральному аппарату господин Майер.

— Добрый день, что с вами, — спросил он, внимательно глядя на Фельфе. — Вы себя плохо чувствуете. Вы какой-то бледный.

— Да, что-то весь день нездоровится. Разболелась голова. Сам не знаю от чего.

— Возьмите у меня таблетку. Хорошо, что я их ношу всегда с собой. Майер полез во внутренний карман пиджака и вытащил лекарство.

— Не стоит беспокоиться, господин Майер, большое спасибо, но я уже принял одну. Все обойдется, к тому же у меня завтра отгул — отдых, сами понимаете, лучшее лекарство.

— Ну что ж, дай Бог. Да, извините, что я вас побеспокоил. Но кончилась моя смена и я хотел с вами просто попрощаться, а заодно узнать, не поступало ли новых сведений из Берлина по обстановке в городе.

Узнав, что ничего нового нет и, понимая, что ничто не омрачит конец его рабочей недели, Майер, любезно попрощавшись, удалился довольный и улыбающийся.

Закрыв дверь на ключ, Фельфе подошел к столу, сел в кресло, вытянул ноги и попытался расслабиться. Глубоко вздохнул. В горле пересохло. Он взглянул в окно и с удивлением обнаружил, что на дереве, где пять минут назад порхало столько синиц, никого не было. Как будто кто-то невидимый поймал их всех и унес неизвестно куда. Фельфе почему-то стало не по себе. Он тотчас попытался прогнать эту мысль, переключиться на другое, чтобы избавиться от внезапно набежавшего неприятного чувства. Случай с Майером заставил принять дополнительные меры предосторожности. Как фокусник-манипулятор, Фельфе добился такой отточенности и быстроты движений, что ему требовалось 4–5 секунд, чтобы снять фотографирующее устройство и спрятать его в выдвинутый заранее ящик стола.


* * *

Из Берлина в Центр, тов. Васильеву.

Авторитет «Герда» в БНД возрос, он неоднократно использовался Геленом для подготовки и проведения важных оперативных мероприятий разведкой ФРГ. В качестве поощрения за хорошую работу «Герд» в составе группы сотрудников БНД выезжал в США для ознакомления с работой Центрального разведывательного управления.

Карпов


* * *

В годы работы в БНД Фельфе участвовал во многих операциях. Некоторыми из них он руководил сам. Так, по заданию Гелена им были проведены сложные в оперативно-техническом отношении несколько операций по установке на телефонах и технических средствах советского посольства в Бонне и торгового представительства в Кельне подслушивающих устройств — «жучков» для контроля разговоров. Аналогичные «жучки» устанавливались я на квартирах сотрудников и технического персонала советских представительств в ФРГ. Одну из таких операций — установку совместно с ЦРУ подслушивающей техники в новом здании советского торгпредства в Кельне — Фельфе запомнил особенно хорошо. Десятки микрофонов в различных помещениях были подключены тогда к проходящей под штукатуркой внутренней электропроводке.

Напротив представительства в соседнем здании был размещен стационарный пункт подслушивания. И вот в здание наконец въехали сотрудники советского торгпредства, и в доме напротив круглосуточно заработала на прием подслушивающая и записывающая аппаратура. Но проходила неделя за неделей, несколько месяцев, а в эфире царила мертвая тишина. Гелен был вне себя: «Фельфе, вы не умеете работать. Операция, на которую ушло столько сил, потрачены сотни тысяч марок, осталась лишь на бумаге. Все оказалось впустую. Почему, спрашиваю я вас?»

«Лучше было, видимо, все делать самостоятельно, без американцев. А так как вся техническая сторона операции сделана американцами, то нам остается спрашивать только у них, почему система не функционирует», — возражал шефу Фельфе. Не мог же он ему рассказать, что незадолго до вселения русских в новое здание там побывала группа технических специалистов советской разведки, которая с помощью специального устройства пропустила через электросеть исключительно сильный заряд тока. После такой электротерапии все установленные «жучки» в одну секунду «сдохли».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное