Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

8 мая 1928 г. Милюков выступил на конференции Американского общества мира в Кливленде. Он поблагодарил американцев за помощь, которая оказывалась России во время голода. Затем коснулся внешнеполитической доктрины большевиков, которые, как ему казалось, «раздувают» милитаристские настроения в стране, боясь успехов Лиги наций в деле франко-германского сближения. Он снова проводил мысль о том, что освобождение России придет изнутри, явится результатом работы внутренних сил. Но к грядущей революции Россия не готова. Однако страна находится не в параличе и исполнена «революционным духом». Для большевистской власти в данный момент он видит три главнейших опасности: утеря перспективы и идеи мировой революции, веры в возможность введения социализма (ибо НЭП не совместим с социализмом), в утере коммунистами монопольно-политической власти и сведении партии на роль придатка государственной машины. Пролетарская социалистическая республика, заключает Милюков, начала вырождаться в буржуазную демократию, что свидетельствует об ее эволюции. В этом докладе Милюков коснулся и внутриполитической обстановки, эволюции Сталина, начавшего репрессии. И подвел итог: «Слабеет вера в Библию Маркса – Ленина. Молодое поколение чуждо идеализму и революционному духу»[266]

.

Во второй половине 20-х гг. в связи с голодом, провалом хлебозаготовок, политикой власти, принуждавшей крестьянство продавать хлеб и каравшей их штрафами, тюрьмой и конфискацией имущества, введением карточной системы у Милюкова и его сподвижников не только усиливалась критика советского хозяйствования, но и росло убеждение в несостоятельности власти, росте сознательности населения и, следовательно, в перспективности эволюционных процессов. Пятилетний план милюковская газета оценила «как план борьбы с народным хозяйством», а меры по выполнению плана хлебозаготовок – «войной с деревней».

В обстоятельной статье современной исследовательницы М. О. Головни приводятся многочисленные данные об отношении Милюкова и его газеты к политической линии советской власти в деревне. Газета отмечала немногочисленность сведений об этом, подчеркивая трудное, бедственное положение русской деревни, а также перегибы в политике власти. Указывалось также, что кампания власти против вредительства была использована для парализации населения, поддержки в массах чувства беспрекословного подчинения. Милюков писал по этому поводу, что вредительство выражается не только «в порче машин или других деяниях, препятствующих нормальному ходу хозяйственной жизни». Опаснее ему виделось «массовое вредительство», состоящее в презрении к руководителям, в полном неверии в хозяйственные планы партии[267]

.

Начиная с 20-х гг., Милюков и его сподвижники пристально следили за внутриполитической обстановкой в стране, за деятельностью большевистской партии и ее лидеров. Уход Ленина с политической арены в связи со смертью Милюков воспринимал как яркий пример роли личности в истории, но силу этого примера он видел не в прочности дела Ленина, а в «громадности того зигзага, которым он сумел отклонить исторический процесс от его закономерного хода»[268]. Итогом его деятельности, по мысли Милюкова, являлись крушение иллюзий и пробуждение массового сознания. «Последние новости» уделяли большое внимание внутрипартийной борьбе. Газета публиковала материалы о «Декларации 46» и письме Троцкого, в которых Политбюро ЦК обвинялось в экономическом и партийном кризисе и содержалось требование демократизации партии и реализации устремлений к мировой революции. Советская печать обвиняла Троцкого в наполеоновских замыслах. «Последние новости» считали, что он не годится в герои русского Термидора.

Далее политические процессы Зиновьева, Каменева, Бухарина и Рыкова, которым, очевидно, не без основания, «Последние новости» приписывали «рабочелюбие» и «крестьянофильство», постоянные разногласия в партии, массовые репрессии и чистки в партии, уничтожение старой гвардии – все эти факты милюковская газета связывала с установлением единоличной власти Сталина, которому отводились многие страницы газеты.