После нескольких дней в лечебнице за мной пришли люди в зеленых одеяниях. Они накинули мне на плечи такого же цвета плащ. Грубо вывели под руки на улицу, а потом потащили в другой район города, где стояло возвышение и уже находились дрожавшие от холода девушки. Меня затолкали туда же. Защелкнули на запястье тяжелый наручник с цепью и поставили в очередь.
Никто не слышал моих слов. Они будто оглохли и не понимали, что я их хорошей семьи, что мой отец был знаменитым торговцем, что нельзя вот так брать и продавать меня кому попало. Я всю дорогу надрывалась, стараясь доказать это. Но по итогу оказалась на возвышении перед небольшой толпой людей, которые даже не хотели покупать такую, как я.
Бледная, говорили они. Слишком худая, твердили некоторые. Не приспособлена к тяжелому труду, такая точно ничего не умеет.
Я видела, как кривились мужчины. Не понимала, что во мне не так, хотя и не хотела быть проданной. От меня все отказались. А через пару дней в работный дом пришел Ирой и забрал всех оставшихся девушек.
Из сна меня вырвали усиливающиеся голоса. Я потерла правый глаз и подтянула колени к груди, не желая на них реагировать. Точно знала, что ничем хорошим это не обернется. Нет, военные не издевались над девушками. Они зачастую держались в стороне и занимались своим делом, однако ждать от них чего-то положительного точно не стоило.
- А здесь у нас псарня, господин, - прозвучало услужливо.
Скрипнули несмазанные петли. Послышались неторопливые шаги. Зарычали собаки, но быстро стихли.
- Почему у вас в клетке человек?
- Не обращайте внимания, господин судья, это Беглянка. За ней нужен глаз да глаз, иначе снова попытается улизнуть. Поселили ее здесь, под замком, чтобы больше не бегать по округе в поисках этой девчонки, - голос одного из военных звучал настолько приторно, что я поморщилась.
Обычно они разговаривали насмешливо, отпускали шуточки в сторону работающих девушек, почти никогда не предлагали свою помощь, очень редко заигрывали, что было им категорически запрещено. Мужчины здесь тренировались, бегали, стреляли, оттачивали навыки боя. Они были сильными и ловкими, что определенно мне не на руку. Как сбежать от тех, кто намного быстрее?
Я накрылась кожухом с головой, не обращая внимания на посторонних. Пусть смотрят и обсуждают. Подумаешь, сделали из девушки собаку. Меня давно перестало заботить положение вещей и мой не самый уютный ночлег. Остальные работницы спали в отдельной палатке. К слову, условия там были не намного лучше.
Псы почему-то продолжали тихо лежать на своем месте. Они вели себя смирно, хотя не очень-то любили посетителей и обычно встречали их громким лаем или протяжным рычанием. Только со мной и еще с двумя военными собаки нашли общий язык. Других же людей готовы были чуть ли не сожрать.
Проверяющий вскоре ушел, и псарня снова погрузилась во мрак. Быстро стихли уверенные шаги. Я перевернулась на спину и, окинув взглядом темное пространство вокруг, попыталась уснуть. Мысли давно перестали лезть в голову. Приходилось жить лишь одним моментом - настоящим, в котором не видно никакого просвета.
Зато сегодня больше не снились кошмары. Присутствовало странное забытье, в котором ощущались приятные прикосновения. Теплые руки. Неразборчивый шепот в темноте. Скрип заржавевших петель, дарующий то ли тяжесть, то ли облегчение.
Я проснулась от привычного крика Ироя. Первое время смотрела невидящим взором перед собой, но вскоре очнулась от разрастающегося внутри чувства необъяснимой легкости. Вот только пришлось отмахнуться от этих ощущений. В грязи моей жизни нет места чему-то светлому.
Я кое-как поднялась. Морщась и прихрамывая, отправилась работать. По пути искоса поглядывала на отделяющее меня от свободы ограждение, но сегодня впервые не захотела сбегать. Наверное, окончательно отчаялась. Потеряла не только надежду, но и само желание что-то менять.
- Пошевеливайся, Беглянка. Сегодня натаскаешь воду, а потом приберешься в первой, пятой и-и... третьей палатке. Так, еще перенесешь овощи с кухни на склад. Если не справишься до обеда, то будешь работать и ночью. Поняла?!
- Да, - еле сдержала я вздох.
- Еще скажи спасибо, что вчера не выпорол тебя за своеволие. Ой, помяни мое слово, еще раз попытаешься сбежать, и придется худо. Услышала меня?
- Спасибо, - потеряв все силы даже ему перечить, ответила я и отправилась выполнять поручения.
Прихрамывала, делала все без энтузиазма. Казалось, за последний месяц дни стали однотипными и похожими друг на друга. Одна и та же работа. Движение вперед на исходе сил. Полнейшая апатия и упадок настроения, будто в мире не осталось ничего хорошего -он сузился до этого военного лагеря. Я даже перестала мечтать. Не обращала внимания на мозоли. Кое-как выполняла указания Ироя, находясь в болезненном забытье. А ночью...