Мы обладаем двумя текстами, которые дают точное описание магических обрядов для заклинания архонта, заведующего тайнами Торы. Эти обряды проводятся именно в ночь на День искупления. Первый из этих текстов — установление, приписываемое двум вымышленным вавилонским гаонам XI столетия и составленное, похоже, в Провансе около 1200 года на притворном арамейском. Среди прочих вещей, мы находим здесь совершенно фантастическое сообщение о крайне необычной процедуре, которой якобы следовали учёные прежних времён в ту ночь, чтобы заклясть «Шаддиэля, великого царя демонов (шедим),
который правит воздухом», и тем самым завладеть знанием «всех тайн небес»[404]. Эта смесь ангелологии и демонологии очень странна. Мне кажется невозможным, чтобы обряд, перенесённый в данном случае в Вавилонию, действительно когда-то проводился. Но он указывает на настрой группы, из которой происходит. Вторая часть также содержит теургические инструкции, но они, как мы можем предполагать, описывают обряд, который действительно проводился. Эти указания составляют лишь одно звено в длинной цепи заклинаний, с давних времён, сочинённых для заклинания «архонтов Торы». В конце «Больших Хехалот» есть текст, Сар Тора, который также встречается независимо и имеет ту же цель. У нас есть несколько других заклинаний такого рода, зародившихся на Востоке и частью перешедших в рукописи немецких хасидов. Этот текст, схожим образом предписывающий канун и ночь Дня искупления как время для проведения этих обрядов, точно зародился в материалах, пришедших из Вавилонии через Италию во Францию. Но содержание, наполовину заклинание и наполовину молитва, не оставляет сомнений, что в своей сохранившейся форме он редактировался во Франции. Текст содержит длинный список вещей, которые один из этих перу-шим хотел узнать у архонта Торы. Он желал, чтобы его сердце открылось изучению Торы, особенно выделяя различные типы гематрии и числового мистицизма и постижение различных талмудических дисциплин, таких как космогония, Меркаба, божественная слава, кабход, а также многие другие специальные темы талмудической традиции, которые автор посчитал нужным знать [405]. Ничто не указывает на знакомство автора с Каббалой; его область интересов (и в теософских вопросах тоже) совпадает с областью интересов немецких и французских хасидов. В то же время, мы узнаём, что и в тех кругах тоже надеялись на откровения об экзотерической и эзотерической Торе в ночь на День искупления. Потому перед нами своего рода молитва, которую, должно быть, мог читать Иаков Назорей, если хотел подготовиться к откровению такого рода.Это возвращает нас к вопросу о действительном содержании «откровений Илии», какими они были явлены этим мистикам Нарбонны, Поскье и Лунеля. Следует ли полагать, что они касались лишь религиозной экзальтации или откровений мистерий различного рода, объяснений того или иного плана, видений, связанных с Меркабой, какие можно вывести, например, из описания, содержащегося в рассмотренном документе? В таком случае здесь не будет ничего по-настоящему нового; опыт лишь добавит больше сведений к структуре, основной каркас которой уже был известен ранее молящемуся аскету. Или нам следует видеть в этих откровениях подлинно новое явление, которое было добавлено к каббалистической традиции Бахир
и придало ей особый характер? Поскольку мы не обладаем надёжными документами на эту тему, трудно ответить на этот вопрос достаточно уверенно. Тем не менее, я склоняюсь толковать доступные нам рассказы в смысле второй возможности. Я отважусь предположить, что подлинно новым в Каббале круга прованских учёных и нерушим было их учение о мистических медитациях во время молитвы.