Происхождение Каббалы

В целом, мы можем сказать, что эта древнейшая Каббала подпитывалась двумя источниками: разработкой древних традиционных литературных источников, которые служили своего рода чистым материалом, и просветлениями, испытанными некоторыми отдельными людьми, для которых «в начале открылась дверь для науки Каббалы»[409]. Эти просветления больше не происходили, как во времена мистиков Меркабы, посредством экстатического восхождения к божественному Престолу. Передача небесных тайн о космогонии и Меркабе тоже больше не происходит так, как это указано в литературе Хехалот. Разница значительна. Вместо восторга и экстаза мы находим медитацию, погружённость в себя и благочестивое, внутреннее единение, двекут,

с божеством. Учение о мистической каввана в молитве готовилось вытеснить учение о восхождении души. Объективные элементы литературы Хехалот, если можно так выразиться (то есть описания мира Меркабы) служат фундаментом для перетолкования, которое понимает всё существующее в терминах мистических символов. Я уже показал в предыдущей главе, насколько каббалисты подчёркивали необходимость поддерживать или развивать свои положения на основе древних источников. Но именно этот субъективный элемент (описание восхождения души и его методы, личностный аспект и всё, связанное с техникой «видения Меркабы») уже не играет роли в кругу тех ранних каббалистов и их учеников [410]

. Конечно, в этом отношении проблема остаётся неразрешённой. Для многих ранее упомянутых пророков (таких, как Эзра из Монконтура и Трёстлин из Эрфурта, а также для Самуила из Шпайера, отца Иехуды Хасида) эти старые правила и описания ещё имели показательное и в высшей степени практическое значение. Они продолжали достигать вознесения на небеса мистиков Меркабы и записывали, что наблюдали там[411]. Как мы видели, то же верно для текстов мистицизма Меркабы в Бахир,

где среди прочих пророк Аввакум также фигурирует как прототип такого рода мистицизма и соответствующих вознесений.

Эту разницу между характером Каббалы в Бахир и в кругу Рабада стоит отметить и в другом аспекте. Учение о каввана —

это продукт созерцательного настроения и идеалов средневековья, как и учение о Меркабе выдаёт свой древний характер. Оба довольно правдоподобно отражают мистические возможности разных эпох. Тем не менее, следы античности также сохранились в различных формах и степенях в мире средневековья. Однако, это продолжение ни в коем случае не устраняет глубокие различия между этими периодами. На самом деле, как и произошло в эпоху Возрождения, древний материал глубоко модифицировался и принимал новые формы, что заметно по книге Бахир.

4. Исаак Слепой и его сочинения

Хотя исторический характер традиций круга Рабада в южной Франции был установлен со значительной точностью, совсем не так благополучно обстоит дело с другими французскими центрами мистической деятельности, упомянутыми в каббалистических источниках XIII столетия. Чаще всего такие сообщения встречаются в текстах, чей псевдоэпиграфический характер несомненен. Если, однако, конкретное содержание каббалистического учения, приписываемого школам Франции и Рейнской области, не может считаться подлинным, приписывание «среды обитания», тем не менее, даёт нам основания для размышления и вполне может указать на действительное положение дел. У нас нет причин полагать, что письма, которыми, якобы, обменивались школы в Апулии и Вормсе относительно деталей каббалистического учения о сефирот, появились за пределами круга в южной Франции, ставшего источником многих других документов того же стиля и характера. Подлинные авторы этих псевдоэпиграфов, без сомнения, знали, что в Вормсе, Шпайере и других местах действительно велись теософические занятия, которые включала в себя эта новая Каббала. На самом деле, в то время даже не признавали различий между нею и мистицизмом немецких хасидов.