Происхождение Каббалы

В конце последней главы было ясно, что в Бахир то тут, то там уже встречаются тексты о мистическом смысле молитвы, и, например, стих, играющий такую же важную роль в литургии, как и Кедуша (Ис. 6:3), там сопоставлялся с эонами или сефирот. Но в Бахир мы имеем дело с комментариями, а не наставлениями по медитации, сопровождающей читаемый стих в сам момент молитвы. Новый шаг здесь заключается в связывании отдельных слов главных молитв с конкретными сефирот. Этот шаг породил среди каббалистов учение о каввана,

которое занимает такое важное место в истории Каббалы. В этом повторении (ведь, согласно талмудическому предписанию, молитвы следует произносить вслух, а не только мысленно) молящийся должен концентрировать душу на одной или нескольких божественных миддот. В этом смысле каввана представляет только практическое применение учения о существовании сефирот или эонов в мире Божества. Молитва — это символическое повторение процессов, которые происходят в плероме божества. Потому она больше не напоминает старые магические молитвы, которые тоже, как мы видели, просочились в круги хасидов и первых каббалистов. Здесь тоже молящийся произносит магические слова или святые имена, по большей части непостижимые nomina barbara, которые составляют часть текста самой молитвы. Каввана,

с другой стороны, представляет процесс, который происходит исключительно в области мысли. Действительно примечательно, что каббалистическое использование в этом отношении очень сходно с подходом схоластов, для которых intentio означает не «намерение» в нашем обычном смысле слова, а скорее энергию или напряжение в акте мышления. (Этимология ведёт к натяжению лука, направляющего стрелу.) Каввана медитации — это напряжение, с которым сознание (человека, совершающего молитву или другое ритуальное действие) направляется в мир или объект перед ним[406]. Ничто не произносится вслух, кроме слов предписанных молитв, утверждённых исстари, но мистическая медитация умственно сопровождает поток слов и связывает их со внутренним намерением молящегося человека. Среди немецких хасидов истоки такого процесса, похоже, неотъемлемы от самой молитвы; среди каббалистов Прованса эти начальные стадии вели ко всеобъемлющей дисциплине созерцания, приводящей к общению человека с Богом.

Трудно определить, до какой степени эта каввана

также содержала с самого начала магический элемент действия, направленного на то, чтобы вынудить божественные миддот, на которые направлено намерение медитации, испустить нечто от своей силы на молящегося человека. Древнейшие из этих кавванот, сохранившиеся до наших дней и принадлежащие Иакову Назорею и Рабаду — это, несомненно, наставления по мистической медитации в изложенном здесь смысле, и ничто в них не указывает на преследование другой, магической цели. Но не будем в этом обманываться: различия между этими областями иногда крайне тонкие, и переход из области чистого созерцания к области магии может произойти совершенно неожиданным образом. Иногда это просто зависит от форм выражения, использующихся в молитве. В целом, мы можем легко представить, что в зависимости от манеры выражения смысла своей молитвы человек надеялся привлечь к себе силу свыше или, иными словами, достичь положения, в котором его молитва была бы услышана. Такая молитва вполне может быть названа магической. Мы можем противопоставить её другой, чистой форме молитвы, в которой молящийся человек духовно возносится от степени к степени и стремится к созерцательному поглощению в области высших миддот или самой божественной Мысли; такая молитва может содержать мистическую каввана.

В абстрактных понятиях такого рода кавванот древнейших каббалистов определённо склонялись к мистицизму. Но я сильно сомневаюсь, можно ли установить разницу в конкретном акте молитвы, выполняемой с каввана. Живая молитва — это и в самом деле, как Иехуда Халеви выразился в одном из своих стихотворений, встреча: «Пойдя к тебе, я обнаружил, что ты на пути ко мне»[407].

Вполне возможно, что и здесь тоже два элемента сходятся. Только в крайних случаях встреча человека и божества принимает недвусмысленно ясную форму, совершенно магическую или полностью лишённую магических элементов. История учения о каввана среди каббалистов может служить типичным примером различных возможностей, скрытых в каждом мистическом учении о молитве. Как мы видели, уже в случае первых испанских каббалистов, среди учеников Исаака Слепого, магические элементы в их учении о каввана иногда выходят на передний план. Похожие элементы заметны в «тайнах молитвы» немецких хасидов, говорящих, что молящийся должен думать о различных именах ангелов, связанных (в плане мистицизма слов и чисел) со словами традиционной молитвы. Но в самых ранних каббалистических кругах, насколько мы знаем, этот магический элемент отсутствует; по крайней мере, не проявляется открыто.