Происхождение Каббалы

Среди важнейших представителей такого типа просветления и в качестве центральных фигур древнейшей Каббалы мы, без сомнения, должны рассматривать сына Рабада, Исаака Слепого, обозначаемого обычным еврейским эвфемизмом саги нахор, «богатый светом». Он совсем не единственный каббалист в семье или среди учеников отца. Мы узнаём, что его старший брат Давид также принадлежал к группе мистиков. Сын последнего, Эшер бен Давид, продолжал традиции отца и дяди в первой половине XIII столетия в Провансе, и в то же время служил одним из важнейших звеньев, связывающих мистические центры, формирующиеся в северной Испании, прежде всего в Жероне[424]. Из неизвестной работы дяди

[425] Эшер цитирует длинный мистический отрывок, рассказывающий о продолжении развития душ после воскресения. Я уже цитировал выше старый источник, в котором Иаков Назир назван паруш и Хасидом. Другие учёные из Нарбонны и Лунеля тоже известны как каббалисты, например, Эшер бен Саул, автор Сефер ха-Минхагот,

или Иехуда бен Якар, учитель Нахманида, который точно учился здесь, хотя изначально мог прибыть из северной Франции. Его комментарий к молитвам[426] содержит несколько отрывков отчётливо каббалистического характера[427]. В сочинениях Эшера бен Давида называются другие прованские каббалисты, о которых у нас в остальном нет сведений

[428]. Эшер бен Давид не выказывал псевдоэпиграфических наклонностей. (Практики этого метода письма оставались анонимными, и их не следует искать в непосредственном кругу Рабада и его семьи.) Его фактические утверждения заслуживают доверия.

Исаак Слепой превосходит всех своих современников авторитетом и неизменным влиянием, которое он оказывал на ранних каббалистов. Для исследователей Каббалы в XIX веке он был не более чем именем. Его личность и мир его мистических представлений были так окутаны туманом, что возможно было даже выдвинуть ошибочную и совершенно безосновательную гипотезу, будто он был автором Бахир[429]. На самом деле, тщательное исследование каббалистических источников (в отдельных манускриптах) доказывает, что его ученики и их последователи сохранили многие его высказывания, а также рассказы о нём. У нас есть трактаты, которые точно были продиктованы им, фрагменты других таких трактатов и описания его личных качеств и практик, которыми он занимался, и в их подлинности нет причин сомневаться. Его ipsissima verba

[подлинные слова — лат.], в той степени, в какой они сохранились, сформулированы таинственно и крайне трудны для понимания. Сам я не могу претендовать на то, что понял больше половины материала, переданного от его имени. У него причудливый способ выражения, синтаксис его высказываний частью непостижим, особенно в самых длинных из сохранившихся текстов, и он часто излагает трудные для понимания идеи, не особенно их объясняя. Таким образом, многое из того, что он говорит, остаётся загадочным. Только тщательно анализируя и взвешивая каждое предложение, мы можем получить надёжные результаты относительно тех частей, что не были прояснены в сочинениях его последователей. К счастью, многое можно узнать из литературы учеников, даже когда они не цитируют его напрямую, ведь мы можем полагать, что все общие для них каббалистические представления можно возвести к нему.

Исаак Слепой — это каббалист до мозга костей. После него не осталось экзотерических сочинений — галахических, гомилетических, нравственных или каких-то других[430]. Кажущееся своего рода постановлением о тексте благословения в молитве Амида послание, от которого остался только один манускрипт, на самом деле, полно каббалистических аллюзий. Ясно, что его репутация и авторитет опирались не на признание его заслуг в каких-то других направлениях изучения Торы. По словам Шемтова ибн Гаона, отец Исаака, Рабад, ограничился аллюзиями на каббалистические учения во многих отрывках своего комментария к Талмуду, поскольку полностью опирался на мистические познания сына. Это утверждение, похоже, путает причину со следствием. Сдержанность Рабада вполне можно объяснить иначе. Сомнительно также, чтобы сочинения Исаака, в которых, согласно Шемтову ибн Гаону, каждое слово составляет аллюзию на великие тайны, уже были составлены до смерти его отца как хранилища каббалистических знаний. У нас нет точных сведений о его биографии и составлении его сочинений. Однако, следует полагать, что он дожил до старости, ведь его письмо в Жерону, которое я буду рассматривать в следующей главе, было написано около 1235 г. С другой стороны, цитаты из его работ уже встречаются в ранее составленных работах, например, в комментарии Эзры бен Соломона к талмудическим агадам. Потому он, должно быть, жил между 1165 и 1235 гг.