Был Ной стар и жил вдалеке от людей с сыновьями. Дни и ночи проводил он в молитвах, сетуя о земле, забывающей Творца.
Всю ночь не спал Ной, увидев упавшую с неба звезду, и наутро, разбудив сыновей, объявил, что отправляется в далекий путь. Долго смотрели вслед ему сыновья, недоумевая: редко уходил из шатра своего Ной.
Ной прошел мимо кузни, на пороге которой сидел лишенный смерти Каин с черной печатью на лбу.
— Остановись, — сказал Каин. — Я устал. Убей меня. Вот лук и стрелы.
— Как я могу? — ответил Ной. — У тебя печать проклятия на лбу.
— Я твой прародитель. Вы все мои дети. Я устал. Убей.
— Живи, как повелел Не Имеющий Имени, — сказал Ной, — убившему тебя отмстится всемеро.
— Я научил людей скрывать наготу одеждой, ковать железо, возделывать землю, я научил их многим ремеслам и искусству…
— Это правда, — сказал Ной.
— Я невиновен, — крикнул Каин. — Убей меня.
— Живи по велению Творца, — сказал Ной. — Не искушай меня.
Ной шел по извилистой тропинке в гору. Тень вертелась у ног и бежала за ним, как послушная собака.
Вернулись сыновья Ноя в шатры свои. Жены спали. Старый Ламех, отец Ноя, тоже спал. Хам возле головы Селлы, жены своей, сел, провел рукой по волосам ее, как трава мягким, и запел песню о своей любви:
— Ты спишь, Селла. Я сижу рядом с тобой — Хам. Лицом твоим любуюсь. Ты жена моя, Селла. У ручья Тиакуш была предназначена наша встреча. Ноги твои белы. Так бело молоко крикливой горлинки. Груди полны, будто это плоды семивершинного дерева Гон. Сквозь тело твое, о Селла, я вижу кости, сквозь кости мозг костей различаю. Глаза у тебя, что у черного жеребенка, в морозы рожденного, Селла.
Мальчика ты принесешь. Будет имя ему Ханаан. С кровью Еноха будет. Возьмет камень — сокрушит, тигра схватит — шкуру снимет. Повесит сушить. Охотником будет.
Грезилось мне — душной ночью ты родила. Мы были одни — снилось мне. Звезды падали с неба. Ребенок кричал. Эхо несло по воздуху его крик, как ветер плот Крифа по морю. Я на руки взял тебя, Селла. Вместе с тобой взял сына, тобою рожденного. Звезды падали с неба. Земля колыхалась. На восход я пошел. Но не было там дороги. На запад повернул — не нашел пути. Вперед и назад попытался — нельзя. Встал я на месте. Земля колыхалась. Ребенок кричал. Что значит это, о Селла, я не пойму.
От голоса Хама проснулся Ламех, отец Ноя. Был он стар. Видел и слышал Ламех на три локтя вокруг себя. Кожа ссохлась у него на лице, как на солнце шкура с убитого тигра.
— Это сон твой, сын Ноя? — спросил Ламех. Он повернул голову туда, где сидел Хам.