Подойдя к обучению с привычной прилежностью, она ещё в первый месяц выбилась в лучшие ученицы. К сожалению, не находя в ней выдающихся способностей к магии, преподаватели хвалили послушание и память. Любая лекция отпечатывалась у Эрин в голове лучше всяких манер и этикетов, вбиваемых с детства. Хотя даже простой световой шар, которыми к праздникам кишели все улицы, давался ей с титаническими усилиями. Но она не сдавалась, и довольно слабый дар втройне окупался старанием.
С друзьями в новой школе везло ещё меньше. Любимчики преподавателей никогда не нравились прочим адептам. На первый курс было набрано около двух сотен юных дарований, и первая же экзаменационная сессия скосила половину из них. Корона не собиралась допускать в элитную школу недостаточно способных или старательных. Обычно к третьему курсу доходило не более пары десятков человек. Сейчас каждый одногруппник видел в ней не товарища, а конкурента.
И именно сегодня был роковой для многих день объявления результатов третьего отбора. В Астанской Академии Магов царила крайне напряжённая атмосфера. Первокурсники бродили по коридорам, понурив головы, как тусклые тени. Второкурсники соревновались с ними бледностью лиц. Эрин не сомневалась в своём успехе на экзаменах, но её настроение было немногим лучше. Какое дело отцу до удачной сессии, если он вознамерился её забрать?
Окна комнаты выходили на главную площадь и парадные ворота Академии. Поэтому она сразу заметила, когда прислуга бросилась их открывать. И ни на секунду не усомнилась в личности прибывшего гостя.
Медленно и торжественно, как на королевском параде, на площадь въехал шикарный серебристый экипаж, запряжённый тройкой гнедых лошадей. Сердце ёкнуло и, казалось, навсегда остановилось. Правил тройкой Мартин.
С высоты третьего этажа она силилась разглядеть лицо отца, но не прочла на нём ни единой эмоции, лишь новая седая прядь окрасила висок. Навстречу графу Дорс Велену вышел сам ректор Академии. Перекинувшись парой слов, они вошли в здание.
Каждая минута стала длиною в вечность. Даже сердце будто отказалось заниматься привычной работой и молча отсиживалось где-то в районе пяток. Эрин так и осталась стоять у окна, глядя на знакомый экипаж, пока тысячелетия спустя тишину не прервал настойчивый стук в дверь. Как во сне Эрин подошла и дёрнула ручку. На пороге стоял отец, один.
Он молча вошёл в комнату и занял единственное кресло. Она так и осталась стоять у закрытой двери, не решаясь поднять глаза.
– Здравствуй, дочь, – произнёс граф Дорс Велен.
– Прости меня, отец, – прошептала Эрин, глядя в пол.
В наступившей паузе напряжение в воздухе можно было нарезать ножом. Сколько раз она стояла так, потупившись, в его кабинете и ждала вердикта? Сколько раз ей приходилось гореть со стыда за своё безрассудство? И с каждым разом без сомнений нырять в новое приключение, запрыгивать на лошадь, мчать с Мартином к далёкому горизонту…
На этот раз она перешла все границы. И именно сейчас впервые не ощущала стыда или сожаления за свой поступок.
– Я пришёл поздравить тебя. Ты прошла третий отбор.
Эрин удивлённо подняла глаза.
– Ты… не станешь забирать меня отсюда?
– Присядь, – мягко сказал граф и указал на ближайшую к креслу кровать.
Воздух махом покинул лёгкие, но душа! Душа почти пела.
– Эрин, это решение далось мне нелегко… Я всегда растил из тебя целеустремлённого, амбициозного человека. Я нанимал тебе лучших педагогов не для того, чтобы ты выросла глупой девчонкой, мечтающей лишь о выгодной партии. Быть может, в этом и была моя ошибка. Но сейчас что-то исправлять уже поздно. Ты выбрала свой путь. И в моих силах лишь помочь тебе не упасть… – Он сделал долгую паузу и закурил свою неизменную трубку. По комнате разлился терпкий табачный аромат. – И ещё одну вещь я должен был рассказать тебе давным-давно.
– Ты о родовом проклятии? – нервно перебила размеренную речь отца Эрин. – Я подслушала ваш разговор.
– Значит, ты знала и это, – спокойные глаза графа на мгновение полыхнули так сильно, что Эрин снова поднялась на ноги. – И всё равно отважилась меня ослушаться?
– Отец! – Она осеклась на полуслове. Все заготовленные реплики вымело из головы. – Та сумасшедшая говорила, что я смогу разрушить чары…
– С каких пор слова сумасшедшей старухи вызывают у тебя доверие?
– А с каких пор ты веришь в какие-то проклятия! – Наконец нашлась Эрин. – Ты всегда учил меня, что лишь мы сами творцы наших жизней. И мой выбор – плевать на проклятья и решать самой, кем мне быть.
Она впервые так дерзила своему родителю. Да, ссоры с мамой были для Эрин не редкостью. Графине было проще понять младшую дочь, мечтающую о принцах на белых конях и расшитых бисером нарядах, чем вдумчивую старшую. Но отец всегда был непререкаемым авторитетом.
– Хорошо, – устало вздохнул он. – Я верю в тебя, моя дочь. Прошу только, не разочаровывай меня.
На глазах у Эрин навернулись слёзы, а с души свалился небывалой тяжести камень. Совсем как в далёком детстве она бросилась к отцу и обняла его.
– Папа, спасибо, – прошептала она.