Проклятье на последнем вздохе или Underground

— Нет никого. Обедают все! — совсем не гостеприимно приветствовала Бориса уборщица, зло поглядывая на его ужасно грязные ботинки.

Но узнав цель его приезда, всё же согласилась пойти поискать председателя колхоза. Своей далеко не хрупкой фигурой она выперла Бориса на крыльцо, закрыла дверь на замок и ушла.

Простояв на крыльце Сельсовета, как на витрине, около часа, глядя на набрякшие, вот, вот готовые пролиться дождём тучи Борис возненавидел эту старую, грязную деревню.

— Хорошо, что Аню с собой не взял! — думал он, кивая головой в ответ на приветствие очередной, проходившей мимо старухи.

Наконец из — за крайней избы, вслед за расшипевшимися, гордо вышагивающими по грязи, гусями показалась уборщица. Следом за ней совсем без энтузиазма следовал председатель. Маленький, лысый, толстый, похожий на колобка из сказки, он нехотя вкатился на крыльцо.

— Так значит вы к нам парторгом, — посмотрев направления Бориса, сонно изрёк он, вытирая огромным носовым платком, вспотевшую с дороги лысину. — Что ж, попробуем сработаться. Только не взыщи, — перешёл он на «ты». — Колхоз у нас убыточный, зарплату мы видим редко. Выживаем за счёт личного хозяйства.

Борис недоверчиво покосился на его солидный живот.

— И свободных изб у нас тоже нет! — обрисовав Борису его радужные перспективы, председатель закурил.

— Определим тебя на постой к Антипьевне, — наконец решил он и, повернувшись к уборщице, распорядился: — Проводи!

— Да что вы, Андрей Степанович! — воскликнула уборщица. — У Антипьевны печка разваливается, крыша течёт и последняя коза недавно от старости сдохла!

— Ну, тогда к тебе! — строго сказал председатель.

Решив, что это не лучший вариант, поджав тонкие губы, уборщица пошла провожать Бориса. Погремев закрываемым замком, председатель скатился с крыльца и ушёл в противоположную сторону.

Антипьевна жила в почерневшей от времени избе на самом краю деревни. Узнав о распоряжении председателя, она видно возражать побоялась и, откинув грязную ситцевую занавеску, указала Борису на высоченную железную кровать.

— Располагайтесь! — буркнула она и вышла с уборщицей во двор.

Борис сунул под кровать свой небольшой обшарпанный чемодан и, ощутив дрожь в уставших ногах, завалился на кровать прямо в грязных ботинки. Под ним тоскливо скрипнули ржавые пружины.

Всё его существо негодовало! И зачем он только согласился на эту работу? Можно подумать, что его согласия кто — то спрашивал! Просто приказали в Обкоме партии, в которой он последнее время чувствовал себя не членом, а скорее её изгоем.

С этими мыслями он и провалился в недолгий кошмарный сон. А проснулся от холода и от запаха варёной в «мундире» картошки.

— Иди ужинать, — пригласила его Антипьевна за непокрытый стол, такой же старый, как и она сама. — Разносолов у меня нету. Только картошка и лук.

Превозмогая сырую вонь грязной избы, Борис вылил в тёмную железную кружку содержимое, привезённой с собой, чекушки и выпил залпом за упокой ещё одной своей несбыточной мечты: хоть как — то наладить свою жизнь!

Быстро хмелея и обжигая пальцы, он чистил горячую картошку и ел её с луком и солью совершенно без аппетита, глядя в маленькое окно, выходящее в сад. Там на голых сырых ветках корявой яблони каркали две вороны. Ещё две копошились в развороченных, усыпанных опавшей листвой, грядках.

Борис честно старался освоиться на своей новой работе, хотя толком и не понимал в чём она заключается. Он родился и вырос в областном городе. Окончил строительный институт. Вступил в Партию и вскоре был направлен на работу с молодёжью.

Из всех четвероногих знал лишь стол, стул, кровать и своего отца — запойного алкоголика. А из домашнего скота, видел только наглого соседского кота. И подпевая студентам в стройотряде:

Ты в навозе стоишь — юбка с разрезом!Ловко чешешь бычка с хвостом облезлым!

— он и не подозревал, как на самом деле отвратительно пахнет навоз, который вываливали прямо у ворот фермы.

Он не понимал, как можно привыкнуть к ужасающей грязи вокруг и в частности к грязным халатам и телогрейкам. К вечно пьяным, к вечеру вываливавшимся из тракторов, постоянно матерившимся трактористам. К тому, что идя домой почти каждый член колхоза тащил с работы кто ведро молока, кто полмешка комбикорма.

Обо всех этих случаях он с возмущением докладывал председателю.

— А что я могу поделать? — таращил свои близорукие глаза Андрей Степанович. — Выгнать всех? А кто тогда работать будет? И так уже все кто могли в город сбежали. Почитай на одних пенсионерах и держимся!

Они ведь тоже люди. И жить хотят по человечески. А для этого нужно их труд механизировать. Но техники нет и денег на неё тоже!

Вот нам ещё весной по разнарядке обещали трактор прислать! Уже конец года, а трактора нет! Выпишу тебе командировочные, поедешь в областной центр и без трактора не возвращайся! — перешёл он на крик.

— Ты же городской! Знаешь, в какую сторону дверь к начальникам открывается, — увещевал он Бориса.

К тому же, вечно путавшийся у всех под ногами, парторг ему изрядно надоел.