Но в допросной спать ему быстро расхотелось. До него постепенно доходило, что он вляпался в какую — то неприглядную историю, вот только в какую он сразу понять не мог.
Его спитое лицо стало испуганным. В тусклом свете мутной лампы над головой Григорий затравлено озирался по стене, словно искал на ней подсказку. Но её не было. Он долго тормозил с ответами на задаваемые ему вопросы и недоумённо пожимал плечами. Лишь выпирающий кадык охотно прыгал на его худой, грязной шее, и очень злил незнакомого полковника.
— Да, был кулон, взял у сестры, когда в очередной раз хотел украсть у неё немного денег на опохмелку. Но нашёл только кулон. Хотел его продать. Наверно продал. Ведь пил же я на что — то последние дни! — постепенно вспоминал Григорий.
Откуда у сестры взялся этот кулон, он действительно не знал, потому что, когда Лизавета подарила его Наталье, Григория не было дома. Он пришёл много позднее.
Вслед за полковником он предположил, что эту драгоценность когда — то подарил Анне майор Фильчиков. Но больше ничего ценного Григорий у сестры никогда не видел. Это точно. Потому что не раз залезал на её половину дома через проделанный им лаз в перегородке между их погребами, в надежде чем — нибудь поживиться.
— Майор Фильчиков никогда не был в нашем доме. Сестра Анна по жизни никакой роскоши себе не позволяла, наоборот она постоянно еле концы с концами сводит. Зарплата у неё небольшая, на дочку алиментов она почти не получает. И ещё я повис у неё на шее, — не охотно признался Григорий.
— Ты хоть понимаешь, где ты находишься! — жёстко перебил его Чистяков.
— Конечно, понимаю, в тюрьме, — удручённо кивнул головой Григорий.
— Это не тюрьма. Ты в КГБ! Тебе это о чём — нибудь говорит? А тюрьма у тебя ещё впереди, если, конечно, тебе сильно повезёт! Но мечтать тебе об этом — пока бесстыдная роскошь! — грозные слова Чистякова слабо доходили до сознания Григория, так и не понявшего суть вопроса.
— Зачем вы меня пугаете? — Григорий затравлено глянул на незнакомого полковника.
— Я тебя не пугаю, а пытаюсь обнадёжить, — Чистяков решил сменить кнут на пряник.
Но Григорий не реагировал ни на устрашение, ни на снисхождение. У него сейчас была проблема по — важнее: побыстрее выбраться из этой мрачной комнаты, обитой для лучшей звукоизоляции фанерой с, вырезанными в ней, кружочками и срочно опохмелиться!
От всех этих разговоров у Григория ужасно разболелась голова и совершенно отказывалась, что — либо соображать. Его допрашивали уже больше часа, совершенно не сочувствуя его разбитому состоянию. Чтобы его поскорее отпустили, Григорий был готов подтвердить всё что угодно. Но пока не улавливал что? Только постоянно ёрзал на стуле, испуганный и злой.
— Ведь был мужик, как мужик и маляр не плохой, даже с талантом художника. И жена у него работящая и дочка маленькая. Спился! Жаль, что я его в ЛТП не оформил, — сокрушался участковый.
Он был хороший участковый, но его участия катастрофически не хватало на весь его стрёмный участок.
— А теперь вот опустился, словно рок какой над ним довлеет!
Но партийный атеист полковник Чистяков в довлеющий рок не верил. И, чтобы найти своим подозрениям подтверждение, он решил допросить этого, провонявшего мочой и хлоркой, уже не человека о том, где он взял дорогой кулон, с пристрастием.
С вечера Анна слышала, как пьяный Григорий шарахался на своей половине, разговаривал вроде как сам с собой, уронил ведро, потом ещё что — то, потом, наконец, затих.
Утром, собираясь на работу, она пошла покормить своего непутёвого брата горячими макаронами с тёртым сыром, опасаясь, что ей к нему придётся долго стучаться. Но входная дверь легко поддалась на нажатие рукой.
Яркий, утренний свет брызнул на полутемную терраску.
Прямо перед Анной висел посиневший Григорий с высунутым тёмным языком. Под ним на полу растеклась лужа. Рядом валялась перевёрнутая табуретка.
48
Придя на работу в свою смену, Супонина Люба к своему ужасу узнала от уборщицы, что вчера из Москвы приезжал строгий полковник КГБ и разыскивал того, кто купил какой — то кулон у Гришки — алкаша.
— Наверно этот пропойца стянул его у кого — нибудь! А может там дело мокрое?! — предположила уборщица. — Не зря же он этой ночью повесился?
Люба побледнела. На её лице ясно обозначились все её конопушки, и предательски затряслись руки. Ведь это она купила у Гришки кулон. Сто раз уже зарекалась не покупать ничего у алкашей!
Один раз Люба на этом уже погорела, когда у неё конфисковали золотые часы, за которые она отдала пятнадцать рублей. Это была виндикация — изъятие украденной вещи у неё — добросовестного покупателя. Люба хорошо запомнила это слово, потому, что ей очень жаль было, выброшенных на ветер денег. Хотя часы и стоили раз в десять раз дороже. Да ещё следователь пригрозил, что в другой раз усмотрит в её действиях систему.
Но этот кулон Любе понравился. Такой дорогой, изящной вещицы она раньше не видела никогда. Да и Гришка за него просил совсем не много. И, потом, на этот кулон она возлагала особые надежды.