– Смотрите-ка! Он игнорирует, – произнес один, пересолив с громкостью, отчего «дал петуха».
– А чего это ты, Гуттьерес, запел?
– Сам ты запевала. Ещё одно слово, и будешь лежать рядом с нашим хваленым героем-партизаном? А, хорошо тебе лежится? Сколько наших товарищей ты убил, а? А теперь возлежит тут, словно на пляже. Тут тебе будет курорт…
Коренастый, плотный сержант, словно чертик из табакерки, подскочил к лежащему, схватил его за волосы и, откинув голову, плюнул в лицо. Он, наверное, совсем не ожидал столь молниеносного ответа. Пленник плюнул в ответ и тут же выбросил свою здоровую ногу, со всей силы угодив обидчику в живот. Сержант, охнув, согнулся пополам и, выпучив глаза, повалился на пол, подняв облачко пыли.
Другие стражники злорадно расхохотались, обступив корчившегося в пыли сержанта.
– Ну, что, дорогуша Карлос!? – завопил тот, что вошел первым. – Кто улегся на партизанскую постельку, а?
– Может, теперь ты запишешься в партизанский отряд? Боевое крещение уже получил?
– Нечего скалиться, Марио. Идем лучше прикончим тот спирт, что остался… А то сейчас придет лейтенант…
– Ладно, идем. Пусть пока лежит. А ты, красный, готовься. За то, что ты убил троих моих друзей из роты «Б». Они были моими тезками. Их всех звали Марио. Вы помните Марио Педраху? Кто будет теперь кормить его мать? Она совсем старенькая. Кто, я тебя спрашиваю?!
Пленный, неловко повернувшись, откинулся к стенке и произнес, глядя прямо сержанту в глаза:
– Ты солдат. У тебя лычки главного сержанта… Мы убивали врагов в бою. Вы убивали нас. Но мы не издевались над пленными… Не расстреливали. Мы их отпускали. Разве ты не знаешь об этом? Прекрасно знаешь…
– А ведь он прав, Марио…
– К черту… К черту… Я бы пришил его прямо сейчас… За Педраху. И за Марио Кристобаля. Если бы не этот чертов лейтенант.
– Да, лейтенант Агилера его опекает.
– Они ждут начальство. Из столицы должны прилететь важные шишки. Посмотреть на наш трофей. Ха-ха… Идемте, выпьем…
– Как тебя зовут?
– Хулия… Хулия Кортес. Я учительница…
– Ах, учительница. Ты не рассердишься?
– На что?
– Я занял твоё рабочее место… Но это ненадолго, поверь…
– Ну что вы… Вам больно?
– Не стоит… Они уже оказали помощь – дали таблетку аспирина…
– Я позову санитара…
– Не стоит. Лучшее лекарство – это сострадание. Спасибо тебе. Я вижу в твоих глазах жалость. Ты хороший человек, Хулия… Ничто так не украшает женский взор, как отсвет души… Ты напоминаешь мне мою жену, Алейду.
– У вас есть дети, сеньор?
– Не называй меня сеньором, Хулия. Зови меня просто: Че…
– Хорошо, сеньор… Простите… Че.
– Четверо… У меня четверо. Старшие ходят в школу. Младшей, Селии, сейчас четвертый годик… Я почти не помню её…
– Зачем вы их оставили… Приехали сюда, убивать наших солдат…
– Я не оставил их, Хулия… Я всегда с ними. Ведь я их люблю. А они со мной… А ты знаешь, что «e» в «ya se leer» пишется с ударением? Видишь, на доске?.. Мои старшие умеют и любят читать, Хулия. И у нас на Кубе нет таких школ, как эта. Разве можно учить детей здесь, в загоне для скота? Ты молчишь, Хулия?.. Этот хлев годится разве что для последних минут какого-нибудь косматого партизана…
– Господь с вами…
– Что ты сказала?… Да, да… Господь со мной… А ведь он родился в хлеву. Разве нет, Хулия?.. Рождение, смерть… Глупцы называю этот так… Отсюда и путаница в головах. Читать-то они научились, а вот думать… А партизаны говорят по-другому: «Мы идем искать новые, более подходящие зоны…» Понимаешь, Хулия?
– Нет, сеньор Че… Мне страшно… Вы позволите мне уйти?
– Ну что ты, Хулия… Конечно… Ступай с Богом, Хулия и запомни: не надо бояться… Не надо… Всё хорошо, Хулия… Всё хорошо…
– Ты только зря переводишь спирт. Выдул уже больше литра, а всё без толку…
– Заткнись, Кабреро…
Сержант Марио Теран, шатаясь, стоит прямо перед входом в школу и невидящим, блуждающим взглядом скользит по дверному проему. Ужас и страх темными волнами ходят по его пьяному лицу.
– Заладил одно, – Кабреро, долговязый чернявый парень, в форме рядового, с пьяной досадой плюет в дорожную пыль и нетвердой походкой направляется в тень, где на корточках, прислонившись к стене, возле умывальника сидит главный сержант Перес. Самый трезвый из всех, он полуобнимает прислоненные две винтовки М-2 – прикладами в пыль, а стволами к штукатурке.
– Кабреро, отстань от коротышки. Ты выжрал не меньше. Уанка и то лучше держится, – Перес кивает на грузного детину. Тот сидит рядом и с усмешкой, осоловелыми глазками следит за происходящим.
– Слушаюсь, главный сержант Перес, – скороговоркой выпалил чернявый. – Бернардино что? Для него это плёвое дело… Правда, Бернардино?
Кабрера хлопает детину по плечу.
– Ведь ты работал до армии на скотобойне. Так, Бернардино?
– Угомонись, Кабрера, а то сейчас отбивную из тебя сделаю…
Чернявый послушно снимает руку с плеча Бернардино и, подойдя к умывальнику, набирает горстку воды.
– Экономно расходуй, – не замедлил рявкнуть Перес. – Воды у нас меньше, чем спирта… А ну подберитесь! Сейчас придет майор Айороа…
– Хм, а он не улетел вместе с остальными – с полковником Сентено и с этим вертлявым американцем.