Проклятие дворфа

Отец учил Умбарка, вбивая в его голову мысль о том, что на дело нужно ходить трезвым, чтобы дожить до седых волос, и не стать страшным украшением городских стен, ценным товаром у торговцев отправляющихся на побережье для торговли с людьми. Сам отец свято придерживался этого правила, и никогда не ходил на дело пьяным, предпочитая отлеживаться дома после бурных возлияний, когда на него вдруг накатывало желание погулять на время позабыв обо всем на свете. Отец мог пить несколько дней кряду, благо накопленное им состояние позволяло ему не думать о завтрашнем дне. Отец не любил пить в одиночку, как не любил он и гостей, которые подвыпив начнут задавать вопросы, не на все из которых у отца имелись ответы. Поэтому отец не водил близкой дружбы ни с кем из соседей, ограничивая общение с ними скупым приветствием, если им доводилось встретиться где-нибудь на улице, по дороге на рынок или в таверну. Не водил он знакомств и с другими представителями преступного мира, опасаясь однажды оказаться преданным кем-нибудь из них, позарившемуся на кошель золота, что полагается осведомителю за голову преступника.

Отец никогда не пил один. Компанию ему неизменно составляла мать, женщина сильная и крепкая, по части выпивки могущая составить конкуренцию любому мужчине. По своей комплекции она была женщиной хоть куда, и на ее фоне большинство мужчин просто терялись в силу своей незначительности. Отец Умбарка был мужчиной крепкого телосложения, но все равно проигрывал супруге в стати, и был на голову ниже ее. Но, несмотря на это, имел над матерью неограниченную власть. Мать безропотно исполняла все его желания, души не чая в супруге. Умбарк не раз наблюдал за тем, как мать подхватывала на руки захмелевшего от обильных возлияний отца, и волокла его на кровать. А после того, как отец засыпал, мать начинала хлопотать по дому, благо домашних дел всегда было с избытком.

Мать очень сильно любила отца, и поэтому не смогла смириться с его кончиной. Умбарк тогда был еще подростком, хотя и в совершенстве владел отцовским ремеслом. Признанием его успехов стал тот факт, что отец стал брать его с собой на дело. В уличной толчее идущие по делам отец с сыном привлекали меньше внимания, нежели одиночка бесцельно слоняющийся по рынку и ничего не покупающий. Дни, когда отец брал его на дело, были лучшими днями в жизни Умбарка. В эти дни он в полной мере ощущал духовную близость с отцом, принадлежность к общему делу. И он искренне досадывал на то, что большой базар случался лишь раз в неделю. А это значит, что самые толстые, плотно набитые монетами кошели оказывались на городских улицах тоже раз в неделю. В обычные дни отец отправлялся на промысел один, благо таверн и харчевен, где за умеренную плату наливали в огромные глиняные кружки убойное хмельное пойло, в Пандоргане было великое множество. И хотя в доме Умбарка было спрятано столько золота и драгоценных камней, что на дело можно было ходить только тогда, когда душа истоскуется без дела, отец не переставал ходить на промысел. Это стало его работой на которой он вкалывал не менее вдохновенно, чем рудокоп с киркой в собственной штольне.

К вечеру, посетив несколько таверн, пропустив в каждой по паре кружек пива, отец пошатываясь, на нетвердых ногах возвращался домой, всегда имея при себя один или два кошелька. Пусть и не таких жирных, как во время ярмарки, да и набитых по большей части не золотом, а серебром и медью, но, по мнению отца, лишняя горсть монет в доме никогда не будет лишней. По пьяной лавочке отец не воровал, и вытащенные им кошели, как правило, были из самой первой таверны. Все последующие он обходил для отвода глаз, не засиживаясь на одном месте слишком долго. Тратя несколько монет из сегодняшнего улова, предварительно избавившись от кожаных кошелей, где эти монеты находились.

Много лет отец был неуловим, но однажды случилось то, что случается в жизни почти каждого карманника. Его схватили на выходе из таверны в тот самый миг, когда он пытался избавиться от кожаного кисета, из которого минуту назад выгреб пригоршню золотых монет. Просто невероятный улов для таверны, посетители которой, по большей части, расплачивались за выпивку и еду серебром и медью. Отец был слегка навеселе. Пара кружек хмельного пива для настроения, только и всего. Но легкий хмель ударивший в голову, плюс эйфория от удачной охоты, притупили его бдительность, и это стало для него роковым. Пересыпая золото из расшитого серебряными нитями кожаного кисета в карман, он не заметил, как за ним наблюдают две пары внимательных глаз, абсолютно трезвых, что было просто немыслимо для подобного места. Всего лишь пара скромных посетителей таверны, ужинающих в самом дальнем и темном углу тушеным мясом с овощами. Перед каждым стояла огромная кружка с пивом, но посетители к ним так и не прикоснулись, продолжая лениво ковырять вилками в нехитром ужине. Всем своим видом демонстрируя, что никуда не торопятся.