Проклятие красной стены

— Тенгри, наш главный бог, поставил монголов над всеми людьми — наводить порядок на земле. Вот посмотри, что на вашей Руси творится: князья дерутся, язычники с христианами дерутся, то литовцы вас грабят, то половцы. С половцами особый разговор. Мы на Русь пришли еще и для того, чтобы потребовать у ваших князей наших пастухов, наших куманов. А князья воспротивились, мол, мы со многими половецкими знатными родами в родстве состоим.

— А почему вы половцев своими рабами считаете?

— Так распорядилось Вечное Синее Небо. Да и у вас порядка нет. Перепись нужна, стеклодувное ремесло нужно; по оружию — так вообще отсталость дремучая. Мужики не работают, боятся, что не те, так другие все равно заберут нажитое.

— Так-то оно так. Только зачем в наших ранах чужие персты?

— К-х, а Чжой-линь плохо тебя вылечил?

— Век бы не знать такого лечения. У нас тоже лечить умеют. Ну, может, не так шибко. Но зато и рук-ног не рубят.

— Ладно. Многое еще тебе понять предстоит. А о Смоленске что знаешь? Сколько жителей? Каково войско?

— Город-то немалый будет. Считай, домов два раза по пятьсот, а в них где по восемь, где по десять душ, а где и поболе. Да, еще посад. Тоже вприсядку не обойдешь. Князь вот только плох. Его третьего дня удар хватил, к людям не кажется; сказывают, сам ходить не может; чего говорит, не разберешь. А дружина наша, я по шлемам сам считал, восемьдесят шесть человек, а над ней сотник Валун поставлен. Знатный боец. Во такой вот в плечах, — Голята по привычке хотел развести руки в стороны, но, поняв, что будет выглядеть смешным и жалким, сплюнул на холодный ветер.

— А рати, что же, совсем нет?

— Да разве ж то ратью назвать можно! Так, мужичье в лаптях с косами вместо рогатин. Силы у нас хорошей нет, дяденька. Наверно, сразу все миром уладим.

— Если князь немощный, кто же делами занимается?

— Так ведь и бояре с бородищами, и купцы с животищами. Вече тоже есть, да только так, для показу. Колокол-то знатно бает, да мужик не понимает.

— А как же вы тогда с литовцами разбираетесь? С такой дружиной отобьешься раз-другой, а потом и некому будет. А, впрочем, довольно. Мне и того хватит, — Хайду решил, что выспрашивать у Голяты дальше не имеет смысла: парень, видать, совсем по верхам о военных делах знает. — Оставь меня. Мне нужно подумать.

Голята послушно натянул поводья и отстал, смешавшись с толпой воинов.

До самых сумерек ехали молча. Зачернели разбросанные по холмам деревни. Хайду понял, что до Смоленска уже недалеко. Выросла брошенная сторожа, над которой возвышалась смотровая вышка, сделанная из жердей в кроне могучей сосны. На земле еще дымились головни сигнального сполоха. Значит, жители предупреждены, и деревни пусты. Вдруг конь под ним фыркнул, замотал головой и встал как вкопанный. Джихангир посмотрел вперед. И от того, что открылось взору, гулко застучало сердце под тяжелой хутангу-дегель. Примерно в двухстах шагах, вдоль кромки синего леса, медленно ехал всадник. Только не конь был под ним, а здоровенный лось. Одной рукой человек сжимал длинное ратовище, на конце которого поблескивало в лучах вечерней зари лезвие внушительного топора, а другой держался за подпиленные рога сохатого. Хайду слышал от старших товарищей по оружию, что далеко на севере, где тянутся в небо огромные камни, обитают шаманы-смертники. Эти люди идут в бой верхом на оленях. Но чтобы здесь! Ледяная капля выступила на шее монгола и потекла по спине, между лопаток, по бугоркам позвоночника к пояснице. И тут же резкая боль. Давняя мочекаменная болезнь дала о себе знать. Очередной приступ. Хайду знал, что не избежит осеннего обострения, но все же очень надеялся вначале выполнить воинский долг. А уж потом… Он крепко сжал ногами ребра Ордоса… Сейчас пройдет. Не нужно тревожить воинов. Будущий темник не имеет права болеть. Что-то подсказало монголу, что именно тот человек, спокойно ехавший верхом на лосе, стал причиной нестерпимой боли в семенниках… «Поймаю, живым в котле заставлю сварить», — мелькнула мысль.

— Где мальчишка? Сюда его!

Голята возник сей же миг и поравнялся с младшим темником.

— Кто этот человек верхом на сохатом? — Хайду вытянул руку, показывая пальцем на всадника.

— Это волхв Измор. Что ты хочешь услышать, дяденька?

— Рассказывай мне про него все, — Хайду опять поморщился.

— Тебе больно? А как же твой китаец?

— Молчи, щенок. Поймаю, порублю на куски!

— Сам ловить будешь?

Вместо ответа Хайду недоуменно поглядел на Голяту.

— Я ж к тому, что ты его видишь, а другие нет.

— Алиха, — монгол зашипел, обернувшись на тысячника. — Притащи этого сюда на аркане!

— Кого, господин? — Алиха стал всматриваться вдаль. — Я никого не вижу!

— Ла-а-дно. Займи место. Похоже, нас здесь ожидает не только война, но и кое-что поинтересней. Тым-л-лях. Куда он исчез? — младший темник, зажмурившись, потряс головой. — Рассказывай, Голята.