Проклятие рода

По завершению обряда, пастор заторопился, несмотря на все уговоры остаться и принять участие в праздничном застолье. Стол, заставленный блюдами с золотистыми свиными ножками, рыбными копченостями и прочей снедью, огромная шипевшая в углу бочка с пивом, не вызвали ни малейшего намека на аппетит или жажду, хотя у Веттермана со вчерашнего вечера не было и маковой росинки во рту. Он даже не ощущал ароматов этих кулинарных изысков, одним своим видом вызвавших у любого человека обильное слюнотечение. Управляющий двором Гундерман было нахмурился, услышав отказ пастора, но Иоганн, отведя его чуть в сторону, все объяснил:

- Любезный господин Гундерман, прямо от вас я немедленно отправляюсь к несчастному Манненхейму, готовящемуся отправиться в свой последний земной путь. Не гоже служителю церкви напутствовать умирающего, сопровождая слова молитвы запахами всего этого великолепия. – Пастор показал на ломившийся от угощений стол. Поэтому, я очень прошу вас, как истинного и добропорядочного христианина, посодействовать мне в надлежащем исполнении долга перед Манненхеймом.

Лицо Гундермана разгладилось, он одобрительно покачал головой.

- Конечно, мой друг. Я вас прекрасно понимаю. Вы – образец служения нашему Господу и пастве. Не смею вас задерживать и чрезвычайно признателен за великолепно проведенную церемонию крещения моего внука. К сожалению, мир устроен так, что кто-то рождается и тот же самый момент, кто-то умирает. Друзья мои, - хозяин громко обратился ко всем гостям, - нашего любезного пастора Веттермана ждут неотложные дела служения Господу, и мы не смеем его задерживать, как бы этого нам не хотелось. Поблагодарим его за оказанную нам величайшую честь.

Большинство людей поклонились Иоганну, но некоторые все же продолжали настойчиво его уговаривать пройти к столу.

- Любезные прихожане, очень сожалею, но у меня нет времени. – Тихим голосом Веттерман повторял им раз за разом. Видя, что этого недостаточно, пастор осенил крестным знамением ломившийся от изобилия стол и произнес:

- Да благословит Господь вашу трапезу. В любом случае Христос уже вошел в ваш дом с крещением, присутствует здесь и разделит это благословенное угощение с вами, даже если меня не будет. – С этими словами он заторопился к выходу, сопровождаемый громкими возгласами сожаления. В дверях остановился и добавил, прощаясь:

- Жду вас всех на воскресной проповеди и причастии!

- Господи, как я Тебе благодарен, что сегодня не воскресенье! – Вдруг промелькнуло в голове. Веттерман с ужасом представил, что ему пришлось бы подниматься на кафедру и начинать проповедь, не зная о чем говорить. Он попытался вспомнить хоть один стих… и не смог. Он представил на мгновение молельный зал их церкви, скрип ступеней, высоту кафедры, пар человеческого дыхания, превращавшийся в белесый туман над чернотой голов, уходящих в меха шуб и тулупов, но рот его был скован, и если даже ему и удалось бы разжать губы и произнести хоть какие-то слова, то ничего общего со Словом Божьим они бы не имели, они бы просто не дошли до собравшихся, а повисли пустыми звуками-деревяшками в тишине церкви, как тот, подаренный кем-то, резной голубь над кафедрой. Господи! Благодарю Тебя, что сегодня нет проповеди!

Обратно к дому впереди шел сын. Андерс укорачивал свой размашистый шаг, словно чувствовал сдерживающий тяжестью переживаний отцовский взгляд на спине. У крыльца Веттерман не выдержал и позвал:

- Андерс! – Сын вздрогнул и беспокойно обернулся, возможно, в первый раз за сегодняшний день, посмотрев в глаза отцу. Его взгляд был тоже полон страдания и вины. Внезапно сын широко шагнул к отцу и Веттерман распахнул объятья, схватил и прижал к сердцу. Казалось, Андерс сейчас заплачет, как маленький ребенок, обидевший словом или проказой отца, и ищущий теперь в слезах и объятиях прощения, спасения и утешения от собственных угрызений совести. Казалось, еще немного и разрыдаются оба… Нет, они не заплакали, хотя слезы навернулись на глаза у обоих. Отец и сын, два взрослых мужчины, они кожей и душой ощущали свое кровное родство, понимали страдания друг друга и молча просили прощения один у другого.

Иоганн похлопал сына по спине и прошептал, как когда-то в детстве:

- Ничего малыш. Все образуется. Все будет очень хорошо. Вот увидишь!

Андерс не отвечал, старался кивнуть, крепче вжимаясь лицом в отцовское плечо.

- Отдохни сегодня, сынок. Я дальше отправлюсь без тебя. – Ласково произнес пастор, поглаживая вихры.

Сын отстранился и вопросительно посмотрел на отца.

- Да, да. – Подтвердил Иоганн. – Я один схожу к Манненхеймам.

Андерс виновато улыбнулся и благодарно кивнул. Сегодня им и, правда, было лучше побыть немного врозь.

Веттерман захватил требник с записями посланий Апостолов и отправился к умирающему старику Манненхейму. Испуганные домочадцы жались по углам большой комнаты, где на широкой кровати лежал истощенный долгой изнурительной болезнью хозяин. Сидя перед умирающим стариком и держа за холодную руку, пастор молился с ним, за него, за себя, за сына, за Илву…

- …прощайте друг друга, как Христос прощал вас…